Кузнец

— Дядя Антон, мясник, — говорю медленно, будто маленькому. — Он же ножи заказал.

Точно забыл, но гордость не позволяет признать правоту мальца. Я-то не раз слышал его пьяное бурчание про никчёмный заказ мясника и штрафные санкции за просрочку.

— Без сопливых солнце светит, — цедит он сквозь зубы. — Печь лучше разожги.

Почёсываю затылок:

— Уже.

Каждое моё слово словно соль на рану. Саныч, кипя от злости, удаляется умываться и переодеваться.

Зная его как облупленного, успеваю нагнать мехами нужный жар. Через десять минут он возвращается, готовый придраться к чему угодно:

— Жара мало в печи.

Спорить? Увольте. Десять ударов по меху — и вот вам результат.

— Да где ты летаешь с утра? — не унимается Саныч. — Уголь зря переводишь!

Молча смотрю на него. Он теряется — дети не меняются за неделю так разительно.

— Пошёл вон отсюда. Только раздражаешь. — уже спокойнее произносит он.

Отлично, время для тренировки. Разминка есть, пора к серьёзным нагрузкам. Пять подтягиваний, десять отжиманий, столько же приседаний. И так по кругу до изнеможения. С подтягиваниями пока туго, но это дело наживное.

Часов через пять работа с ножами классической формы подходит к концу. Предвидя дальнейшее, уже десять минут стою на пороге с веником и шваброй.

— Да где его носит? — ворчит Саныч, стягивая рабочий фартук. — Миша! Твою мать!

Молча принимаюсь за уборку.

— Да где... — осекается он, заметив меня с веником.

Его взгляд становится пронзительным, словно пытается разгадать загадку.

— А ну, глянь сюда, — требует он.

Мои глаза излучают безмятежность и спокойствие.

— Чего задумал, сорванец? — надвигается он, пытаясь запугать.

— Я что-то не так сделал? — оглядываюсь по сторонам с невинным видом.

Саныч взрывается:

— Да всё не так! — размахивает руками. — Слишком гладко всё! Ни свет ни заря встал, всё подготовил, теперь убираешься. Что замышляешь?

Хмурю брови, как и положено десятилетке:

— Так определись, как тебе удобно! То не так, это не так. Что прикажешь делать?!

Он осознаёт нелепость ситуации, но упрямо бросает:

— Всё равно выведу тебя на чистую воду!

Дверь сотрясается от удара. Идеальная стратегия, чтобы вывести из себя — делать всё правильно. Результат гарантирован.

После тщательной уборки кузницы осматриваю результат своих трудов. Каждый инструмент на своём месте, запасы пополнены, вода натаскана. Всё как в военном гарнизоне — порядок должен быть безупречным. Это не просто педантичность, а необходимость: в моём положении каждая деталь может стать или преимуществом, или слабым местом.

Вечерние тени уже начали удлиняться, когда раздался стук в дверь.

— Саш! Открывай! — голос Антона разносится по всему дому.

Открываю дверь, мысленно отмечая каждую деталь его внешности — информация о людях никогда не бывает лишней. Передо мной стоит типичный торговец: круглое брюшко выпирает вперёд, создавая обманчивое впечатление добродушия. Среднего роста, лысина блестит в закатном солнце, щёки обвисли как у бульдога. Прямая осанка — заслуга не выправки, а противовеса в виде живота. Мой аналитический взгляд подмечает каждую деталь — в прошлой жизни умение читать людей не раз спасало мне жизнь.

— Привет, дядя Антон. Отец сейчас подойдёт.

Его хитрая улыбка не ускользает от моего внимания. Что-то задумал, но что именно — пока загадка. Впрочем, я люблю разгадывать загадки, особенно когда они связаны с человеческой природой.

Тяжело опускаясь на стул, он шумно вздыхает. Театральность движений выдаёт привычку манипулировать окружающими через жалость. Старая как мир техника.

Саныча не пришлось звать — опытный игрок знает, когда выходить на сцену. Он появляется, картинно зевая, словно только проснулся.

— Антон! А я тебя не ждал. — его деланное удивление почти искусство.

Улыбка мясника расплывается ещё шире, как у кота, уверенного в своей добыче.

— Са-а-аш! Обижаешь! Сегодня последний день заказа. — его пальцы отбивают нервный ритм по столу.

— Не поверишь. Совсем вылетело из головы, — Саныч мастерски нагнетает обстановку. — Давай лучше завтра.

Наблюдаю за этим спектаклем с растущим интересом. Теперь понятно, откуда у меня эта страсть к психологическим играм — гены не обманешь. В прошлой жизни я был более прямолинеен, а здесь приходится сдерживать врождённое желание манипулировать людьми.

— Да ничего страшного, я могу и завтра зайти, — Антон поднимается с наигранной тяжестью. — Но по условиям договора завтра ты сделаешь пятнадцатипроцентную скидку.

Саныч, погрузившись в показную задумчивость, исчезает в кузнице. Десять минут тишины — прекрасно выверенная пауза для нагнетания напряжения. Замечаю, как недоумение на лице Антона сменяется беспокойством — его план идёт не по сценарию.

Возвращение Саныча эффектно: свёрток с ножами падает на стол с металлическим лязгом.

— Как-нибудь в другой раз, товарищ аферюга, — его поза у двери излучает спокойную силу.

Прищуренные глаза Антона выдают растерянность. Его безупречный план, основанный на привычной необязательности Саныча, разбился о мою предусмотрительность. Пусть отец не идеален, но он — моя семья, а я защищаю своих.