— Точно! Стоит только переступить порог, и Сан Саныч мигом найдёт нам работу, — Женя уже разворачивался. — Хоть говори ему про твою амнезию, хоть нет — дело он нам всё равно придумает.
Я молча кивнул, понимая их опасения.
— И на том спасибо, — бросили они на бегу, но вдруг затормозили, — Ты же помнишь про обещание? — обернулся Женя.
— Да проваливайте уже. Я человек слова.
Собравшись с духом, я толкнул незапертую дверь, и застыл на пороге, потрясённый открывшейся картиной.
Посреди кузни возвышался настоящий богатырь — метр девяносто ростом, с плечами, способными, кажется, снести стену. Кожаный фартук едва сходился на могучей груди. Густая чёрная борода с проседью обрамляла суровое лицо, испещрённое шрамами — немыми свидетелями прошлых битв.
Дом разделялся на две половины: жилую и рабочую, соединённые коротким переходом. Кузня поражала оснащением — здесь было всё, что я помнил из прошлой жизни, и даже больше. А вот жилая часть... Спартанская обстановка да удобства на улице в виде грубо сколоченной будки над ямой — вот и весь комфорт.
Саныч был погружен в работу над каким-то мелким заказом. В одной руке он сжимал щипцы с раскалённым докрасна металлом, в другой — внушительный молот, которым орудовал с неожиданной ловкостью.
— Вот и как тебя на полчаса отпускать? — прогудел его басовитый голос, не прерывая работы. — А прошло уже всё два часа.
— Да я заблудился, — попытался я отделаться детской отговоркой.
— Ты зазвездился, — отрезал Саныч, и крыть было нечем.
— Что мне нужно сделать?
Кузнец начал заметно закипать.
— Покушай. Отдохни. Время поубивай, — с каждым словом его грудь раздувалась всё шире, делая его похожим на разгневанного медведя. — Да етить твою мать! Чан с водой для начала наполни!
Язвительное замечание про запрет детского труда застряло у меня в горле — явно не время для шуток. Да и работа казалась несложной.
На заднем дворе обнаружился старый колодец с дубовым воротом. Я начал крутить его, опуская ведро в прохладную темноту. Зачерпнул полное ведро воды и... едва не растянулся на земле, не удержав тяжесть. Детское тело предательски подвело меня. Пришлось приноровиться: наполнять ведро лишь наполовину, идти медленно, часто отдыхать. Через долгих полчаса изнурительной работы чан был наконец полон.
— Я закончил. — произнёс я с плохо скрываемой гордостью, уже мечтая об отдыхе.
Какая наивность...
Глава 2
Раскалённый воздух кузницы обжигает лёгкие. Саныч, с покрасневшим от злости лицом, сверлит меня взглядом:
— Да что с тобой сегодня не так? Тупишь больше обычного, — его голос грохочет не хуже молота по наковальне. — А уголь и металл кто будет таскать?
Быт кузнеца — не сахар. Нет времени злиться и вести себя как... Стоп. Я же и есть ребёнок. Внутренний порыв проявить юношеский максимализм мгновенно угасает под тяжестью прожитых лет.
Первый день в новом теле тянется бесконечно. Вода, уголь, металл — нескончаемый круговорот тяжестей. Мышцы горят огнём, но физическая боль сейчас волнует меньше всего. Сидя на старом крыльце, где доски поскрипывают при каждом движении, погружаюсь в размышления о будущем.
Сын кузнеца — неплохое начало. Навыки создания сложного оружия остались со мной из прошлой жизни, но теперь придётся освоить кузнечное дело с азов. Раньше я лишь передавал чертежи мастерам, воплощавшим мои идеи в металле. Но с этими знаниями нужно быть осторожнее — именно они привели меня к прыжку с балкона.
Судьба простого оружейного торговца меня не интересует. Этот навык станет лишь инструментом для достижения большего. Примкнуть к клану? Нет, хватит с меня этой внутренней грызни. Создать свой? Заманчиво, но в десять лет — это перебор.
Магия молчит. Видимо, приобретённая сила не переносится между жизнями. Что ж, начну с простого — тренировка тела и оттачивание кузнечного мастерства. К любой цели путь лежит через труд и упорство. Боевые навыки остались при мне, но в этом щуплом теле их не проявить и на слабую двоечку.
Неделю спустя дверь с грохотом ударяется о стену. Саныч, пропахший перегаром, вваливается в дом на рассвете:
— Вечно дрыхнешь! — ревёт он, врываясь в спальню. — вот же проныра, дома не ночевал!
Какие странные мысли бродят в его голове — что десятилетний может делать ночью вне дома?
Он носится по дому, как медведь по берлоге. Внезапно его осеняет, и он, пошатываясь, устремляется к кузнице. Дверь открывается медленно, со скрипом — словно крадётся охотник за добычей. Мутные глаза впиваются в меня.
— Да твою мать! — шипит Саныч. — Не слышал, что звал?
Ставлю тяжёлую тележку с углём у печи:
— На улице был, уголь таскал. Не слышал.
Конечно, слышал. Но разве можно упустить возможность слегка подразнить?
Он замирает соляным столбом, силясь найти новый повод придраться. Видно, прежний хозяин этого тела был редким лентяем, а тут я с рассветом всё приготовил к работе.
— На кой тебе уголь в такую рань?
Смотрю на него с деланным удивлением — похоже, хмель начисто отшиб память.
— Сегодня дядя Антон должен зайти.
— Тебе-то что с его прихода? — Саныч никак не может связать простейшие факты.