Кутузов

В ходе боевых действий, «форсируя по Старой Смоленской дороге» в Утицком лесу, наш противник обнаружил, что русские войска там отсутствуют, что не могло не удивить Наполеона. Было ли это оплошностью со стороны Кутузова или же он, сознавая неравенство сил, искал благовидного предлога избежать сражения? 23 августа Кутузов сообщал Александру I: «Но ежели он (неприятель), находя мою позицию крепкою, маневрировать станет по другим дорогам, ведущим к Москве, тогда не ручаюся, что может быть должен идти и стать позади Можайска, где все сии дороги сходятся, и как бы то ни было Москву защищать должно». Отсутствие героического пафоса и словосочетаний «не ручаюся», «может быть» и «как бы то ни было» наводит на мысль, что Кутузов продолжил бы отступление в случае флангового обхода, тем более что он все еще рассчитывал на прибытие резервов. Наполеон, два месяца безуспешно преследовавший русские войска, мог интуитивно уловить настроения «старого лиса», как он называл Кутузова, и не пошел далее по Старой Смоленской дороге. Кутузов сознавал, что реализовать идею флангового обхода неприятель может в день генеральной битвы, сочетая этот маневр с ударом по фронту, однако остался на позиции. «Безмолвный диалог» обоих полководцев продолжался 25 августа. Наполеон, обнаружив в селе Бородине на правом фланге передовой пост русских егерей, отделенный от главных сил рекой Колочей, не стал атаковать этот пункт, так объяснив свои действия генералу д'Антуару: «Позиция у Бородино придает уверенность противнику и побуждает его дать сражение. Если я захвачу ее этим вечером, неприятель не устоит и ночью ретируется; я больше не знаю, где я смогу его нагнать; возьмем ее завтра на рассвете»⁷⁹. Кутузов соглашался на генеральное сражение, которого желал Наполеон; император Франции, в свою очередь, не мешал русским воинам «устраиваться к кровопролитию следующего дня». Штабной генерал Ж. Пеле-Клозо, участник «битвы гигантов» и автор самой серьезной и обстоятельной французской работы о Бородинском сражении, рассуждал: «Наши силы представлялись этому генералу (Кутузову) в двух колоннах, направленных на центр его линии. Подобное расположение достаточно указывало, что Наполеон переведет французскую армию на тот или другой берег Колочи» (во французской историографии центром позиции, в отличие от русской, часто называли участок фронта, занимаемый армией Багратиона). Правый фланг, занимаемый 1-й Западной армией М. Б. Барклая де Толли, тянулся от деревни Маслово через деревню Горки к центру русской позиции, перед которым было возведено укрепление (люнет), впоследствии называемое батареей Раевского. Здесь смыкался фронт обеих армий, и далее, через деревню Семеновское до Утицкого леса, располагались войска 2-й Западной армии князя П. И. Багратиона. Накануне битвы начальник Главного штаба Л. Л. Беннигсен и М. Б. Барклай де Толли предлагали М. И. Кутузову вдвое сократить фронт, расположив 1-ю армию от Горок до Семеновского (то есть построиться именно так, как ожидал Наполеон), а 2-ю армию передвинуть на Старую Смоленскую дорогу, но Кутузов отказался от этого рискованного предложения. Заняв эту позицию, вверенным ему войскам пришлось бы отстаивать ее до последнего солдата, потому что в случае прорыва фронта армия Багратиона не выбралась бы из лесу, весьма частого и заболоченного, не лишившись «материальной части армии» — артиллерии. Однако по приказу Кутузова на Старую Смоленскую был выдвинут 3-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Н. А. Тучкова 1-го. В то же время император Наполеон отказался от глубокого обхода левого фланга русской позиции, предложенного маршалом Л. Н. Даву, предпочитая атаковать ее с фронта, что предвещало кровопролитный «проклятый ближний бой» на участке между батареей Раевского и Утицким лесом. Анализируя ход битвы, Д. Чандлер писал: «<…> План сражения Наполеона основывался на идее прямой фронтальной атаки с тактическими диверсиями против флангов противника. <…> В этом плане не было никаких особых тонкостей; он состоял из серии мощных ударов против русской линии, которая при благоприятном исходе будет прорвана в одном или нескольких местах. Если бы Наполеон уделил больше внимания тактическому обходу русского левого фланга, исход сражения мог бы быть гораздо более удовлетворительным для него. Однако у него было так мало времени, что он отбросил все тонкие решения. Бородино должно было быть сражением на измор, где победа достанется грубой силе»⁸⁰. Заметим, что, выбирая позицию, русское командование действовало отнюдь не спонтанно. Можно смело предположить, что место для битвы избиралось в расчете на известную приверженность противника к наступательной тактике, которую английский исследователь Д. Чандлер справедливо характеризовал как «стратегически примитивные и расточительные фронтальные атаки»⁸¹. Трудно предположить, чтобы М. И. Кутузов был не в курсе тех суждений, которые ходили в Европе среди военных и дипломатов. Со времен войны на Пиренеях, «Ваграмской кампании» 1809 года сведущие в военном ремесле люди стали все более отчетливо замечать, с каким трудом доставались императору Наполеону его победы. Современный исследователь констатирует следующее: «После описываемой битвы (Ауэрштедт, 1806 год), где французские войска продемонстрировали вершины тактического мастерства, Великая армия более уже не показывала себя таким виртуозом. Причины для столь необратимых изменений — в размывании частей высшей пробы <…> и в потерях среди ветеранов, павших или вышедших из строя на протяжении многочисленных кампаний и заменявшихся неопытными конскриптами. Данные факторы способствовали ослаблению тактических и оперативно-тактических возможностей французских войск. С течением времени для прорыва неприятельских порядков командирам частей и соединений армии Наполеона вынужденно приходилось все больше и больше полагаться на „большие батареи“ артиллерии и состоящие из множества батальонов, а то и полков густые колонны. Такой спад тактической компетентности у французов происходил как раз тогда, когда оппоненты Наполеона стали понемногу нарабатывать мастерство и технику»⁸².