Кутузов

Ивченко Лидия Леонидовна КУТУЗОВ

ВВЕДЕНИЕ

Однажды после выступления на научной конференции автора этой книги спросили: какую книгу о Кутузове вы считаете лучшей? На первый взгляд простейший для исследователя, десятилетиями занимавшегося темой Наполеоновских войн, вопрос в то время вызвал замешательство. Ни одно возникшее в памяти жизнеописание великого полководца не вызывало чувства удовлетворения. Ответ был найден лишь после некоторого размышления: самая лучшая и полная книга о Кутузове, принимая во внимание «изощренный ум» полководца, который в один голос признавали за ним «недруги и други», могла выйти только из-под его пера.

Генерал-фельдмаршал светлейший князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов-Смоленский скончался «в сияньи славы, блеске почестей», но ему в отличие от его далеко не беспристрастных оппонентов не было отпущено время на создание мемуаров. Поэтому каждый, кто интересуется биографией Кутузова, должен постоянно помнить о том, что у него нет под рукой самого главного источника для создания «сбалансированного» научного знания о тех далеких событиях — рассказа о них самого М. И. Кутузова с учетом мнений его оппонентов. К их числу следует причислить и императора Наполеона, который в течение нескольких лет в ссылке на острове Святой Елены диктовал приближенным свои мемуары. По выражению его падчерицы королевы Гортензии Богарне, император «с изощренным кокетством хорошего драматурга» «аранжировал свою жизнь, свою защиту и свою славу». Мы можем констатировать историографический факт: соратники Наполеона, которых он призывал поведать миру о подвигах, стояли горой за своего императора, создав внушительную апологию, в то время как ближайшие соратники М. И. Кутузова работали против его славы. Заметим, что речь здесь идет даже не о правдивости «самовидцев», а об их умении «аранжировать» события. По воспоминаниям современника, «природа и навык одарили его (Кутузова. — Л. И.) прекрасным языком, который восходил до высокого красноречия. В нем были счастливые обороты в мыслях и словах, и притом он умел сохранять всегда чудную прелесть лаконизма и игривость от шуточного до величественного. Можно сказать, что Кутузов не говорил, но играл языком: это был другой Моцарт или Россини, обвораживающий слух своим смычком». Если бы Михаил Илларионович прожил пятью годами дольше, то не приходится сомневаться в том, чей рассказ о военных событиях той эпохи получил бы в глазах потомков статус источника номер один.

Участник Отечественной войны 1812 года, впоследствии известный военный писатель-публицист И. П. Липранди, смущавший своими критическими замечаниями знаменитых историков Д. П. Бутурлина, А. И. Михайловского-Данилевского, М. И. Богдановича, в середине XIX столетия получил исключительную возможность ознакомиться с семейной перепиской Михаила Илларионовича. Это произвело на весьма недоверчивого к «патриотическим легендам» и «вымышленным сказаниям» И. П. Липранди такое разительное впечатление, что он направил внуку полководца Ф. К. Опочинину письмо: «Приношу душевную благодарность за доставление мне случая узнать князя так, как некоторые из приближенных к нему знали его; сознаюсь, что относительно душевных качеств его, далеко не разделял из сознания, а принадлежал к большинству — совершенно различного мнения. <…> Из возвращаемых же писем он весь нараспашку, в самых интимных сношениях, и я такого мнения, что собранные все эти письма в хронологическом порядке пролили бы большой свет на лучшую эпопею нашей отечественной истории». Это письмо было опубликовано вместе с архивом князя М. И. Голенищева-Кутузова-Смоленского (1745–1813) в нескольких журналах «Русская старина». К сожалению, в историографии эти письма использовались в кратких отрывках; причем историков интересовало то, что относилось к военным событиям, а не к личности самого фельдмаршала. В том, что касается личности, в последнее время появилось много нелицеприятных отзывов, которые, к сожалению, основаны на домыслах при полном игнорировании источников. Для их авторов Кутузов существует вне времени, в котором он жил, вне сложных взаимоотношений с людьми. Что может быть справедливее слов П. А. Вяземского, предостерегавшего от опрометчивых выговоров прошлому: «Вообще наши убеждения, критики, порицания, наши мнения, понятия, взгляды лишены способности отрекаться, хотя условно, от настоящего дня, от мимотекущего часа. Мы не умеем переноситься в другое, несколько отдаленное время; мы не умеем мысленно переселяться в другую среду и в другие отжившие лица. Мы не к ним возвращаемся, как бы следовало, когда судили их. Мы насильственно притягиваем их к себе к своему письменному столу, и тут делаем над ними расправу».