Курс на юг

Лукин не стал возиться с капризными и чрезвычайно опасными кислотными взрывателями, состоящими из стеклянной трубки с кислотой и свинцового грузика. Вместо этого он снабдил македонки простейшими терочными запалами и натренировал морских «пластунов» в обращении с ними.

Из полудюжины брошенных македонок не сработала только одна. Остальные исправно взорвались, наполнив пространство вокруг роем бритвенно-острых чугунных осколков. Три десятка головорезов Мануэля, кинувшиеся на беглецов из зарослей араукарий, попали под этот смертельный вихрь. Ночь наполнилась воплями боли, ужаса, ярости.

– Берегись! – заорал барон, размахивая обнаженным палашом.

Сережа схватил Ачиву за плечи и, не слушая ее возмущенных воплей, прижал к земле. Их спутники уже палили по нападающим. Он вскинул «Дерринжер», но стрелять не стал – попасть с полутора десятков шагов из такого коротышки можно разве что случайно. Вот подойдут поближе…

Но злодеям было не до рукопашной. Только один – крепкий, долговязый, с узким, костистым, отмеченным уродливым шрамом лицом – выхватил из трости узкий клинок и сцепился с Греве. Остальные метались из стороны в сторону, беспорядочно палили, а в ответ из темноты летели меткие пули. Вот один упал, вот еще двое, еще и еще… Сережа не видел стрелков, но не сомневался, что это те самые архаровцы, о которых говорил давеча барон.

Ачива вырвалась из его объятий и юркнула в кусты – только ветки затрещали. Сережа махнул рукой Дырьеву, старшина кивнул и кинулся вслед за девушкой. Хоть об этом не надо беспокоиться. Дырьев ей голову поднять не даст, сколько ни протестуй…

Снова грохнули македонки – раз, другой, и вдруг стрельба стихла. Сережа осторожно поднял голову. Дорога и обочины завалены телами, кто-то стонет, пытается ползти. Из мрака по ту сторону дороги вдруг возникли три фигуры, такие же, как те, что сопровождали Греве, с самодельными газырями и подсумками. Они наклонялись, деловито осматривали тела. Короткий высверк бебута, сдавленный стон, тошнотворное бульканье – и все. Сережа отвернулся.

Барон стоял, вертя в руках узкий клинок, покрытый темно-серыми разводами дамаскатуры. Гарды у клинка не было, рукоять же увенчивала вырезанная из кости голова китайского дракона.

– Представь, Серж, нарвался в этой дыре на великолепного фехтовальщика! – сказал он. – Я против такого мастера сущее дитя, хотя и призы брал в Морском училище… Думал уж, что все, крышка, да тут рванула рядом македонка, он отвлекся, и я зацепил ему кончиком палаша руку выше локтя. И крепко, видать, зацепил – он уронил шпагу, выругался по-аглицки и задал деру. Вот бы теперь саму трость найти, вещь-то красивая. Трофей, опять же…

И принялся озираться по сторонам, шаря взглядом в траве.

Кто-то подергал его сзади за рукав. Веня Остелецкий. В руке – винтовка Шарпса с длинным латунным телескопом, прикрученным поверх ствола, такие Сережа видел на фотографиях гражданской войны в Америке. Вот, значит, кто отстреливал злодеев!

– Извини, брат, обниматься будем потом. А сейчас ноги в руки – и ходу, пока не набежали тут по нашу душу.

Действительно, в крепости часто звякал сигнальный колокол.

– По дороге, к городу?

– Нет, в кустах есть тропка, мы ее заранее разведали. По ней выйдем к берегу – тут недалеко, примерно полверсты. Там ждут лодки.

Сережа хотел что-то спросить, но вместо этого махнул рукой и направился к ожидающим его спутникам. «Дабл Дерринджер», из которого так и не пришлось выстрелить, он сжимал в ладони. Расслабляться пока еще рано.

– Ты что, не приказал своим bastardos[25] осмотреться возле места засады?

– Зачем, сеньор? – Мануэль озадаченно уставился на англичанина. – Эти ganado[26] ведь нездешние, откуда им знать, где можно спрятаться? А моим парням каждая тропка там известна… была.

– То-то что была, рerezoso idiota![27] И где они теперь? Кормят стервятников, как сarroña sin valor![28]

Бертон скривился от боли – распоротый палашом Греве бицепс давал о себе знать. Но ничего, он потерпит. Терпел и не такое – скажем, двадцать лет назад в Эфиопии, когда пришлось спасаться бегством по выжженной саванне с обломком дротика, пробившего одну щеку и вышедшего из другой. Отметины в виде шрамов до сих пор украшают его лицо, давая пищу карикатуристам…

Нынешняя ситуация если и лучше, то совсем ненамного. Головорезов, которых собрал Мануэль, нет: кто разорван ручными бомбочками, кто сражен меткой пулей, выпущенной невидимым стрелком, а большинство попросту разбежались, как только запахло жареным. Мразь, уголовники! Чего еще от них ожидать?

Вот и Мануэль косится как-то нехорошо. Негодяй видел, как он лишился своей шпаги, и уверен, что имеет дело с безоружным. Отвернулся, отряхивает от пыли штаны, а сам выжидает момент.