Курящие

Холодный, даже агрессивный прием обезоруживал, и гости, бывавшие в этой квартире множество раз, теперь колебались, не зная, позволят ли им пройти и присесть…

– Вы вот что хотите? – После небольшой паузы дополнил оборванное предложение Борис и тут же достал телефон, чтобы продемонстрировать озабоченность обедом или чтобы ограничить светящим экраном сознание от беспричинно враждебного внешнего фона…

Те двое смотрели на гостей, подобно двум озлобившимся совам, не смеющим в страхе двигаться.

– Так что-нибудь закажем? – С ноткой огорчения каким-то растерявшимся голосом осведомился Борис, опуская руки по швам и вытягивая вперед плакучей ивой над водой в неуверенности шею.

– Ничего, – твердо отрезала Маргарита.

– Мы, вообще-то, не ради еды вас звали. А за праздники можно было брюхо на месяц вперед набить.

– А вы сегодня с настроением? А то как будто что-то случилось… – Спохватилась Вера, прикрываясь спиной Бориса.

– Ничего не случилось, – прижимая локти к телу, растерянно и неуклюже развела руками Маргарита.

– Если ничего… Был тут один случай… Младший брат мой вступает как раз в тот возраст… Ох, ну и золотое же оно время. Семнадцать лет! Ни забот, пустяки повсюду! Это только семнадцатилетним кажется, будто вокруг них крутится самая настоящая жизнь! И вот у него такая проблема, ну, все проходили эту чушь романтики, исключений нет. Вот, понравилась ему одна девчонка, а взаимность, упрощая, не получил, даже несмотря на все мальчишеские старания. А он все скулит мне и скулит, спрашивает, что не так сделал, сказал… А я-то что? Я ведь не знаток человеческого поведения. Только слушаю, поддерживаю, где могу и пытаюсь объяснить, что время его еще придет. Но разве можно в таком возрасте понять эту простую истину? Но парень-то он хороший, положить на него можно.

Спокойное повествование не вызвало никакой реакции. Пустота буквально окутывала липучими щупальцами. Ее холодные, мокрые, слизистые касания оставляли противные отпечатки на коже, от которых бросало в дрожь, от которых добивал дискомфорт до той степени, когда уже не хватает сил на моления о скорой смерти, когда уже сам на полном серьезе готов наложить на себя руки…

– Где пепельницы? Ни одной на горизонте. Раньше вот тут стояла такая изумрудная, – Борис уперся указательным пальцем почти что о центр кухонного стола, будто кто-то толкнул его в спину, будто только с подобной опорой он мог удержаться на ногах. – Неужели разбили?

– Выкинули.

– Это еще зачем?

– Хотели оставить зависимость в том году, но… Но она, – с надеждой на понимание и поддержку затараторила Маргарита, чтобы успеть сказать все до того, как перебьют. – Вот так сразу, утром, по привычке и закурили. Но потом мы честно больше не курили. Держимся уже третий день.

– То есть мучаетесь?

Константин наградил его глубоко понимающим взглядом, однако в голосе его прозвучала стальная невозмутимость:

– Да, это тяжко! Вы и представить не можете, через какой ад нам приходится пробраться.

– Да ничего у вас не выйдет, – хмыкнул гость, и Вера толкнула его локтем. – С первого января новые жизни не начинаются… Да и после стольких лет… Тут люди к психологам за помощью обращаются, чтобы одолеть привязанность, а вы…

Он махнул рукой и протянул сигарету Вере, затем, когда курево затлело, кинул и пачку, и зажигалку на стол.

С несколько секунд и Маргарит, и Константин в недоумении таращились на гостей: к их широко распахнутым глазам как нельзя кстати подошли бы раскрытые рты.

– Но мы ведь бросаем… – Глотая слюни, подобно выпрашивающим еды, проскулил Константин.

– И что? Нам теперь тоже нельзя курить?

На полной серьезности Маргарита обожгла мужа. Если ты сейчас же не укротишь их постылую привычку, то я поотрываю им пальцы, чтобы они больше никогда не схватиться за сигареты! – предупреждал ее взгляд.

– Да! Нельзя! При нас нельзя! Вам нельзя курить в этом доме вообще! Никому нельзя курить в нашей квартире! Либо уходите, либо тушите.

Нервно сжимая руки под столом, не повышая голос, проскрежетал Константин. Однако, несмотря на явную угрозу, прослушивалась в его словах какая-то мольба о помощи, однако зенки, точно такие же, как и у Маргариты, пересохли от перенаполнения пустотой. Буквально потрескались. Впятились в орбиты, как сухой изюм. Как будто не ели и не пили люди уже несколько недель, но благодаря непонятному чуду все же оставались живимы.

– Мы на лестничную площадку, а то тут ни пепельницы, ничего. Идем, Вера.

Когда входная дверь захлопнулась, Маргарита в недовольстве скомандовала:

– Открой окно.

Тот послушался. Свежий и холодный воздух поспешно вытеснил табачный дым, неприятно щекочущий железными острыми ресничками чувствительные нервы. Константин уперся руками о подоконник, в напряжении уставившись на улицу.

– Костя? – Тот поднял вопросительный взгляд в ответ на материнско-мелодичный голос жены. – Мне вдруг показалось, что мы больше не только друг с другом ладить не можем… Но и с друзьями тоже. Мне вдруг показалось, что мы со всем миром больше не в ладу.

– Не знаю… Разве проблема в нас самих?