– Нет, – отозвалась Ди, хотя вполне могла и про себя соглашалась со здравомыслием горожан. В честности своего лейтенанта она не сомневалась, но зелень и хлеб, которые раздавали волонтеры, привезли не из закромов усадьбы Барнсов. Какими бы темными ни были люди, они умели распознать разницу между раздачей реквизированного и отдаваемым добровольно. Роберт собственным добром пока не пожертвовал. Возможно, он и на это способен. Может, он оставит себе семейную фотографию – патриарх, матриарх и наследник на вышитом диване в окружении напольных ваз с орхидеями, а с остальным найдет в себе силы расстаться, отдав и особняк, и лошадей, и землю, и работников, и банковские счета… Но пока он этого не сделал.
– Если восковые фигуры оживут и тоже начнут предъявлять претензии, – сказал ее лейтенант, поудобнее устраиваясь на кровати, – скажи им, что у меня дежурство кончилось. Если что-то архисрочное, пусть обращаются к капитану в соседнем здании.
Не прошло и минуты, как Роберт крепко спал.
Крики начались примерно через час после наступления темноты, как и в другие ночи.
Прикрутив лампу до слабой искорки, Ди сидела и глядела на Роберта, пока продолжались пытки в бывшем посольстве. С разгладившимся, вдохновенным лицом он казался ребенком. Его сон напоминал сказочное оцепенение. Другого объяснения не нашлось – лишь чары могли закрыть слух от ужасных воплей. Если его разбудить, волшебство потеряет силу: Роберт услышит крики, пойдет разбираться и погибнет. Либо ее сосед убьет Роберта, либо его закажут люди повыше, которые входят во временное правительство и направили сюда капитана Энтони. Глазами души Ди видела, как чернобородый гигант остановится и отсалютует ей на обратном пути в посольство, когда отнесет труп ее любовника в бывшую конюшню.
– Нет! Нет! – выл кто-то. – Я не… – Дальше мольбы перешли в высокий визг.
Другой голос не произносил слов, а только кричал, надрывно, истошно, так что Ди невольно стиснула руки. Кричала женщина – без слов, просто криком. Голос принадлежал женщине.
Наконец в ночи прогремели три выстрела, и стало тихо.
Роберт во сне пробормотал что-то жалобное.
Ди подошла к окну.
Задняя дверь империалистического посольства широко распахнулась, и цилиндрический объект, перевязанный веревкой, вытолкали наружу. Сосед Ди появился на крыльце со вторым похожим свертком, обернутым холстиной, и переступил через первый, не дававший двери закрыться. Он отнес свою ношу в конюшню и вернулся за другой. Ди показалось, что она расслышала глухой удар, с которым свертки падали в общую кучу.
Хотя луна пошла на убыль и стало темнее, чем в первую ночь, Ди все равно различила белизну зубов в косматой бороде, когда капитан Энтони остановился на пороге посольства и приложил руку к фуражке.
Лежа рядом с Робертом, Ди пыталась представить комнату, в которой обитает ее сосед, но ничего не получалось. Только мрак.
На рассвете лейтенант проснулся, оделся и, уходя, поцеловал ее в щеку.
– Снова на работу, дорогая, – сказал он.
Гид
Если это ее устроит, сказал Гид своей жене Бет, он пойдет к солдатам и скажет им, что ректор уехал, хотя он и так уверен – солдаты прекрасно поняли это еще в первый раз, когда приходили за ректором. Он принесет ей чертово подтверждение в письменном виде, раз иначе Бет не отцепится.
– Как бы хуже не стало, – всполошилась Бет. – Я ж просто волнуюсь, и все тут.
Едва заметный намек на противоречие окончательно деморализовал задерганного Гида.
– Если я принесу документ, где будет написано, что я чист, ты отвяжешься от меня с этим ректором?
– Да, – ответила Бет, – но тебе необязательно…
– Хватит! Так и сделаю! – Гид рывком встал со стула и потопал к двери. – Надеюсь, ты не против, если сперва я покормлю щенков!
Прежде чем отправиться тратить время на добывание ненужной бумажки, Гид выполнит свой долг перед щенками господина ректора.
– Что ж, я не против, – ответила Бет.
– Щенки сами себя не покормят, у них и рук-то нет, – напомнил Гид.
– Да, Гид, – уступила Бет.
Он выпустил щенков из вольера, чтобы порезвились на лужайке, принадлежавшей господину ректору. Щенки были замечательные – рыжие, длинные и гибкие, с мощными лапами, просто рожденные для охоты. Когда они наигрались и устали, Гид зазвал их в вольер и скормил каждому курятину и молоко. Сидя на табурете, он следил, чтобы ни один питомец не украл ничего у другого.
– Жили-были четыре рыжих щенка, которых нельзя было бить. Они обучались уму-разуму, как хотел господин ректор, потому что такая уж у них должность. Как следует потрудившись, они получали свои харчи. Щенки всегда слушались своего старого друга Гида, который был для них самым большим псом, и проблем у них не возникало. Ну, что вы об этом думаете?
Гид рассказывал щенкам эту историю каждое утро, и если подопечные оставались глухи, то смотрителю питомника его речь приносила величайшее удовлетворение. Он всей душой обожал рыжих щенят и сентиментально относился к своей роли «большого пса». Часто, лежа с женой в кровати, он думал о щенках и растроганно говорил Бет:
– Ты должна понять, Бет: для них я самый главный пес.