Но это же вопрос военной удачи! Выставляешь бо́льшую часть своих солдат против бо́льшей части солдат противника, завязывается бой, а там как карта ляжет. Потом собираешь уцелевших и воюешь дальше.
За флагманом шла вереница транспортников, нарушая тишину басовитыми гудками и распуская маленькие золотые волны. Всего перевозили пятьдесят тысяч солдат. В трюмах топотали и ржали лошади.
Эта заваруха – мятеж в городе – и новость о предательстве Кроссли не слишком заботили Гилдерслива. С этим он справится. Генерал отправил в рот ложку творога, думая, как хорошо было бы съехать по борту корабля и пройтись по воде, слушая, как шлепают сапоги по маленьким золотым волнам.
Он подумал о Плавучем морге, куда однажды ходил взглянуть на труп преступника, якобы на кого-то похожего. Неожиданно Гилдерслив словно стал этим трупом, неподвижно лежащим в ванне с водой, на поверхности которой плавали куски льда, и услышал, как двое незнакомцев переговариваются над его мертвым телом:
– Он зашел слишком далеко, теперь он у них на крючке. Мы не сможем взять его в команду, – сказал один из них, усталого вида немолодой человек. Другой, коротышка с упрямым лицом и тремя волосинками, прилипшими к лысой макушке, возразил:
– Команду наберем какая только понадобится. Сперва нужно найти, где пристать к берегу на этой ржавой посудине.
Гилдерсливу показалось, что кто-то обманом погрузил его в это ужасное состояние, какой-нибудь виртуоз-мошенник.
Боковым зрением он различил мутные белесоватые тени.
Гилдерслив заморгал, прогоняя морок, и сквозь тени отчетливо проступило воспоминание, как мать называла его «мамин Мэт». Генерал не помнил ее лица – ведь она умерла семьдесят лет назад и была моложе, чем тот русский солдат, чьи щеки не знали бритвы. Для Гилдерслива она навсегда осталась неясным пятном в чепчике, от которого исходил веселый голос: «Где тут у нас мамин Мэт? А вот он, а вот он!»
Генерал не знал, действительно ли ему явилась мать, или же неизвестная самозванка вторглась в его разум.
– Мама, – прошептал он, собирая ложкой остатки творога со дна. – Я сегодня совсем выбит из колеи.
– Исполняй свой долг, – ответил смутный силуэт нежно, но решительно. – Тебе пока нельзя умирать. Мамин Мэт выполнит свой долг, а уже потом ему достанется смерть.
– Хорошо, мама, – ответил Гилдерслив. Мамин Мэт был послушным мальчиком.
Депеша министра финансов с приказом от имени Короны незамедлительно разорвать контракт с франкским правительством и срочно возвращаться защищать отчизну лежала сложенной пополам в кармане генеральской рубашки. Внизу, ниже подписей министра финансов и свидетелей, шла строчка выведенных красными чернилами крошечных символов – шифр? – которых ни Гилдерслив, ни его подчиненные не смогли разобрать. Поломав голову, военные согласились не обращать внимания ни на символы, ни на странный источник распоряжения (министр финансов?! По протоколу такой приказ мог отдать лишь премьер-министр) и немедленно ощутили облегчение. Более того, как только генерал перестал всматриваться в листок с депешей, он немедленно забыл о красных символах, как и его подчиненные.
Город в руках восставших. Это означало, что береговые орудия развернуты на залив, то есть оставались лишь пути подхода по суше. Они высадятся в Нортлендсе и двинутся по Великому Тракту на юг. При благоприятной погоде солдаты через десять дней дойдут до столицы и легко сметут бунтовщиков.
Рой ос в животе собрался в кулак и врезал генералу в правый бок тысячью жал. Гилдерслив выронил кружку, с лязгом покатившуюся по палубе, и рванулся вперед из складного стула. Перегнувшись через перила, он выблевал творог в океан.
Обессиленно вися на перилах, генерал М. В. Гилдерслив раздумывал, не сошел ли он с ума. Стальной корпус флагмана пробила ржавчина. Волны хлестали корабль и отступали. Мутные беловатые силуэты вновь появились на границе зрения, пульсируя в такт биению генеральского сердца. Тело Гилдерслива вдруг стало вялым, как у куклы, и свесилось с позвоночника на гудящих рояльных струнах. Похоже, он все-таки сошел с ума. Однако еще одну небольшую войну он обязан выиграть, раз обещал маме.
Он рухнул обратно на стул. Тут же подоспел адъютант.
– Вам нехорошо, сэр? Проводить вас в каюту?
Гилдерслив отказался. Он желал еще посидеть наедине со своими мыслями.
– Принесите мне другую чашку творогу, – сказал он.
Повторное открытие
Однажды утром, за три недели до генеральских раздумий в море, Ди вновь распахнула двери Национального музея рабочего. Через два дня явился первый посетитель.
Айк пришел часов в одиннадцать, с робким выражением лица и, как и просила Ди, с ведром под мышкой. Ведро было рябым от вмятин и изъеденным солью.
– Извини, другого не достал, но вообще по жизни они такие.
Ди заверила, что лучшего и желать нельзя.
Она повела Айка на третий этаж к восковой сборщице устриц, шагавшей по искусственной отмели. Ди сняла и отставила в сторону ведерко для угля и повесила видавшее виды ведро на восковую руку – целую, но покрытую сеткой трещин.
– Видишь? Если бы ведро было новеньким, не смотрелось бы.