Такая компания Ди не пугала, хотя она не думала, будто кошки питают к ней какую-то исключительную любовь. От них исходила странная целеустремленность. Ди казалось, что у кошек свои, особые цели и эти цели как-то совпадают с ее целью – по крайней мере, сейчас.
События, которые привели к свержению временного правительства
Часть I
Услышав храп Джонаса, Лайонел понял, что любовника, от волнения не спавшего большую часть ночи, все-таки сморил сон. Как только они договорились предъявить ультиматум генералу Кроссли – открыть Великий Тракт за счет немедленной капитуляции правительственных сопротивлянтов либо масштабного наступления или уйти с поста главнокомандующего, Лайонел заснул с легким сердцем. Ситуация обострилась до предела: общественное недовольство резко выросло, мирные переговоры буксовали, противостояние на Тракте затягивалось, Кроссли вел себя все более непонятно, а Ламм все более рассеянно, однако в Лайонеле крепла иррациональная уверенность в успехе. Проблемы всегда кажутся сложными, пока их не решишь, и сейчас они накануне долгожданного прорыва.
– Рано или поздно все обязательно пойдет как надо, – убеждал он, а Джонас возражал: да черта с два, ничего подобного – и называл его сладким идиотом.
– Вот увидишь, – сказал Лайонел и поцеловал его, и Джонас ответил на поцелуй и сдавленным голосом проговорил: «Яйца грифона!», что на докерском сленге что-то там означало.
Лайонел оделся, стараясь не разбудить Джонаса, и задержался на пороге, с любовью глядя на своего докера. Во сне напряжение ушло с лица Моузи, унеся с собой лет двадцать возраста и придав докеру бесхитростное, простодушное выражение, которое Лайонел считал отражением истинного характера Джонаса. Это не был бескомпромиссный портовый грузчик, который смело выступил в защиту бедных и обездоленных и за законность и справедливость; тот Джонас слишком много повидал, чтобы поверить в новый порядок. Вера пробивалась из самой глубины его существа, где еще жила юность.
На толстой ручище Джонаса, лежавшей поверх одеяла, была татуировка в виде веревки, обвивавшей предплечье от кисти до локтя. Лайонел любил водить по этой веревке пальцем – она не имела ни начала, ни конца, замыкаясь сама на себе.
– Все верно, малой, – говорил Джонас. Малы́м он называл Лайонела, к полному восторгу последнего. – Это потому, что я завязал узелок там, где ты не увидишь.
Он подмигнул и улыбнулся своей щербатой улыбкой, показав недостачу зубов.
Лайонел стал малы́м Джонаса Моузи. Разве может ситуация не разрешиться наилучшим образом, если удача на их стороне?
Однажды, когда Джонас думал, что он спит, Лайонел услышал молитву своего любовника.
– Ударь лапой по опасности и прогони зло обратно в нору… – бормотал докер.
Его вера тронула Лайонела. Жестоковыйный гордец, Джонас смиренно просил помощи, обращаясь к невидимому.
Лайонела охватило желание вернуться и присесть рядом с Джонасом, и снова провести пальцем по вытатуированной веревке, и шепнуть, что беспокоиться не о чем, дело не сорвется, раз они вместе. Но рассветное солнце уже ворвалось через нижние пластины жалюзи.
– Увидимся за завтраком, Джонас, – шепнул Лайонел спящему и вышел в коридор, тихо прикрыв за собой дверь.
Моузи видел во сне Лайонела.
Лайонел стоял на корме какого-то корабля. Сняв шляпу, он прижимал ее к груди и серьезно глядел на Моузи, который остался на берегу. У бортов по обе стороны от Лайонела стояли десятки мужчин и женщин. В одной из пассажирок Моузи узнал миниатюрную хозяйку салуна «Стилл-Кроссинг», промышлявшую скупкой краденого. А еще на палубе стоял Йовен – лысый, приземистый, с недовольной складкой губ.
Состояние корабля привело Моузи в ужас: корпус оброс ракушками до самого планширя, палубная рубка походила на дощатую хибарку. Он крикнул Лайонелу:
– Надеюсь, малой, ты умеешь плавать!
С первых дней переворота Лайонел и Моузи обосновались в «Метрополе» – так людям Кроссли было проще обеспечить им охрану (Ламм решительно отказался перебираться из своих апартаментов в соседнем «Лире»).
Роскошь гранд-отеля смущала Лайонела, но он не мог отрицать удобства ситуации. Никто из знавших Лайонела и Моузи не усомнился бы в их приверженности делу. Новое размещение облегчило возможность тайных встреч: номер Джонаса находился на третьем этаже, Лайонел жил на пятом, охрана разместилась в холле, горничным позволялось проводить уборку только днем, когда Джонас и Лайонел были на заседаниях. Таким образом, единственным, о чем надо помнить, – это не пользоваться лифтами, чтобы лифтерша случайно не обратила на это внимания.
Как обычно, весь огромный холл третьего этажа пустовал, не считая очередной реинкарнации талисмана «Короля Мейкона» Аристы, сидевшей у двери на лестницу. Как и ее предшественницы, кошка была сиамкой шоколадного окраса.
Ариста потрусила к Лайонелу по красной дорожке с золотым узором и принялась льнуть к нему своим гибким телом, крутясь у ног.