Маленькие оборванцы вскоре действительно потеряли интерес к пикировке и принялись трепаться о том, как им подфартило по мелочи (серебряные ножи для конвертов и сахарницы), и о невкусных сделках с Рэй (Айк про себя отметил, что хозяйка «Стилл-Кроссинга» и правда занижала цену). Потом разговор перешел на свежие версии старых историй про очереди за хлебом (людей больше, хлеба меньше), про волшебный корабль, который висел над шпилями мирового суда, и о растущем недовольстве («Временное правительство только на других вину умеет перекладывать, а народ радуется поводу подраться больше, чем лишнему куску хлеба с золой», – заявил Лен).
Айк слушал вполуха. Достав карманное зеркальце, он оглядел себя, вытер пальцами частицы грязи, приставшие к лицу в сточной трубе и одними губами повторил заветные слова: «Знаешь, с того дня, как я встретил тебя на мосту…»
Айк сунул зеркальце в сумку и встал. Воришки замолчали.
Такая расстановка – маленькие оборвыши по одну сторону конторки, среди битого стекла и пыли, и он по эту сторону, в лепёхе и на подкрадухах, будто директор фабрики, – произвела на Айка впечатление. Он вдруг почувствовал себя очень взрослым. Открытие, к его удивлению, оказалось неожиданно печальным. Вот буквально вчера он был таким же, как Лен и Зил, но больше уже никогда не будет.
Замурзанная веснушчатая мордашка Зил залилась густым румянцем.
– Ты сейчас ужасно красиво выглядишь, Айк.
– Клёвый прикид, – поддержал ее Лен и сипло хмыкнул, придавая комплименту мужественности.
– Ну, спасибо, знатоки. – Охваченный новым ощущением собственной взрослости, Айк почувствовал себя обязанным дать желторотикам на прощанье пару советов: – Я иногда бываю с вами строг, но…
– Ему надо что-то на шею, – перебила его Зил. – Слышь, Лен, может, ту шелковую финтифлю, которую ты стырил из кареты старого пердуна у «Метрополя»?
Лен прищелкнул пальцами.
– Точняк! – Он пошарил за пазухой, извлек белый шелковый шарф и протянул Айку: – На́ тебе вместо галстука!
Айку казалось, будто он носит на шее змею – льдисто-гладкую алебастрово-белую змею. Ощущение было изумительным, а невероятная удача, благодаря которой шарф попал к нему, казалась подарком судьбы. Айк помнил того дряхлого щеголя с Королевских Полей, чьим шиком он любовался из канавы, и если это не тот самый шарф, в котором старикан гулял по лесу, то, получается, его близнец: пять футов белого шелка с вышитым на концах орнаментом из золотых треугольничков. С нечеловеческой элегантностью Айк трижды накрутил шарф на шею, перебросив один конец через левое плечо, а другой свесив вперед.
– Не поставил бы я против такого красавца, – сообщил Лен. – Я бы по твоему слову даже ставку поднял.
Маленькие бродяги проводили его через фабричный двор к стремянке, прислоненной к забору изнутри.
Айк залез наверх и помедлил. На плече у него висела сумка с платьем для Доры и мешочком стеклянных глаз. Дети смотрели на него снизу вверх с восхищенными улыбками.
– Я должен вам за шелк. Уж за кем-кем, а за Айком не пропадет.
– Да ладно, пустяки, – сказал Лен тоном опытного профессионала, который украл столько шелковых шарфов, что искренне рад избавиться от одного.
– Если будете меня искать, я, наверное, буду реже бывать в «Стилле», – сказал Айк и дал им адрес Национального музея рабочего, описав массивное здание с облупившимися зелеными ставнями. – Дайте мне пару-тройку дней, и я раздобуду несколько монет или что-нибудь хорошего на обмен. И дам вам фору в «мало-помалу» – за счет заведения.
Он залихватски коснулся своего котелка и перемахнул через забор. Дети услышали, как Айк спрыгнул на землю, и тут же раздались частые легкие шаги, удалявшиеся в сторону улицы.
Зил, которая правильно сложила в уме нарядный костюм, женское платье и бриллиант на мизинце, выпалила:
– Я буду молиться, чтобы она сказала «да»!
К огорчению Айка, никто из прохожих, попадавшихся ему навстречу от фабрики Йовена до Национального музея рабочего, не оценил его великолепного облачения. В основном люди спешили на юг, в сторону Южнилы и Лиса; некоторые даже бежали. Мимо пронесся больничный экипаж с белыми и красными полосами: лошади скакали галопом, а санитар с размаху лупил по колокольчику молотком и орал:
– Есть пострадавшие! Все с дороги! Есть пострадавшие! А ну, все с дороги!
Посреди узкого тротуара какая-то женщина всхлипывала в объятьях подруги. Айку пришлось прижаться к стене, чтобы с ней разминуться, даже задеть подол платья расстроенной женщины, но та не обратила внимания.
– Все мертвые, – говорила она подруге сквозь слезы, – все до единого, кто там был. Зверски убиты… Кровь повсюду…
Подруга немедленно обвинила во всем «сукина сына докера Моузи», который поручился за богатеньких студентиков и солдатню Кроссли, и это вылилось в бойню.