Кукла старого Адама

Одинцов смотрел, как мать хлопочет по хозяйству, иногда бросая на него осторожный взгляд и тяжело вздыхая при этом. Он чувствовал, что она хочет сказать. Да и сам понимал, что все, что услышал от нее о Шуйских, должен передать Варе. Или уж лучше следователю, чтобы с женой не общаться. Только Иван был уверен, что Строков захочет опросить мать лично, а для этого нужно будет везти ее в город. А там бабушка захочет встретиться с внуками, и пошло-поехало: воссоединение с семьей, пусть и после долгого выяснения отношений. Он этого не хотел, по крайней мере сейчас… Варвара должна понять, что он ей нужен, дочь должна забыть о пощечине. Ну, не забыть, так осознать ее справедливость: следила бы за своим языком, он бы не вспылил. О сыне Одинцов старался не думать. Контакта с ним не было никогда: пугал его Андрей своими недетскими вопросами, Иван отсылал его к матери, но ребенок почему-то названивал Родиону. Ревности не было, Одинцов обычно был даже рад, что не нужно напрягаться, искать, как правильно ответить сыну. Он даже шутил, что Андрейка, наверное, отпрыск Варлея и тяга к дяде Родиону у него генетическая. Шутка была не смешная, потому что Андрей внешне был копией самого Ивана.

– Ванечка, ну что же ты никак не решишься позвонить Варе? Ведь по делу нужно, не виниться.

– Ни в чем я перед ней не виноват! – разозлился он на мать. Сама же его еще вчера жалела, а теперь на стороне жены?

– Я и говорю, прощения просить не будешь, просто расскажи ей про Анну Петровну, все же мать она ей. Варя ее совсем не помнит?

– Нет, и всю жизнь считала мертвой! А толку ей рассказывать, как жили Шуйские, если они ее бросили совсем ребенком. И не нужна была, значит, если даже не интересовались, как растет. Хорошие люди, ничего не скажешь!

– Так неизвестно, почему они так поступили. Может, причина какая веская была, – робко произнесла мать.

– Это ты и себя заодно сейчас пытаешься оправдать? – подозрительно посмотрел на нее Иван.

– Мне нет оправдания, – поникла она, а Иван испытал чувство раздражения. Нет, до конца он ее никогда не простит… Но звонить Строкову все же придется.

– Ладно, я следователю сообщу, пусть решает, что дальше с этой информацией делать. Подожди… с какого года ты знаешь Шуйских?

– В две тысячи втором они переехали в наш дом, почти вслед за нами.

– А где до этого жили, не спрашивала?

– Так на квартире у кого-то, на съемной. Потом уж эти хоромы купили, Тихон Тарасович заработал. В Тюмени они с девяностых, Анна сама рассказывала, что приехали из Москвы на заработки, думали, что на время, а остались навсегда. Только выходит, не москвичи они, а местные?

– Про Тихона ничего не знаю, а Анна якобы погибла при взрыве машины в девяносто втором. Наверное, и он каким-то таким же образом «умер». Смылись в Москву, несколько лет там перекантовались, потом в Тюмень. Варьку бросили, чтобы не таскать за собой в бегах.

– Странно как-то, Ванечка. Ребенка бросили, а ее куклу за собой возили? На кой она им?

– Не то слово – странно. Психиатрическим диагнозом попахивает…

– Тебе виднее, Ванечка, ты – доктор! – с гордостью произнесла мать.

«Да, доктор… – подумал Иван о своих безмолвных пациентах. – Живых-то лечить смогу?» – вдруг засомневался он, вспомнив, что решил пойти работать в местную больницу.

Мысли о кукле не отпускали, он встал из-за стола и направился в спальню матери. И вновь ему показалось, что кукла как-то уж очень живо смотрит на него, даже следит взглядом.

– Ну, красотка, давай-ка я тебя осмотрю. – Он взял куклу в руки. Открыв ящик в станине швейной машинки, Иван достал мерную ленту и измерил ее рост. «Пятьдесят восемь сантиметров, не маленькая». – Он повертел ножки и ручки, оказалось, они могут сгибаться в коленях и локтях. Одежда была чистой и выглаженной. И, видимо, «родной», с фабрики, потому что ткань платья выцвела, белый некогда передник пожелтел, а кружевной воротничок был аккуратно заштопан. Здесь явно постаралась матушка. Он расстегнул кнопки на спинке платья и попытался найти клеймо производителя или какой-нибудь намек на страну, где была сделана игрушка. Но не нашел. Поясок передника показался ему сшитым заново, он совсем не подходил ни к платью, ни к самому фартучку. Сумочка из переплетенных нитей местами была порвана, с белых башмачков почти облез лак, на правом не было застежки. Шляпка обтрепалась по краям, а в шляпной булавке пустовала оправа для камешка. Но личико куклы было почти в идеальном состоянии. Иван провел рукой по локонам и приподнял их.

– Ваня, ты вроде в куклы-то не играл никогда, – шутливо заметила мать, зайдя в комнату.

– Мам, посмотри. «Журавлевъ и Кочешковъ» – это фабрика в России, где ее сделали. Год, видишь, 1915. Антикварная кукла, наверное, немало стоит. В интернете посмотрю.

– Я не буду ее продавать, Ваня! Это – память о Юлечке!

– Никто и не заставляет. Просто интересно, почему Шуйские ее возили за собой. Тоже – память о дочери? Тогда зачем подарили?