- Мы послали ей маленькую записку, - Гудбоди был ужасно доволен. - Если я не ошибаюсь, пароль "Бирмингем"... Она должна встретиться с вами у наших дорогих друзей, Моргенштерна и Муггенталера, которые-теперь уже навсегда будут вне всяких подозрений. Посудите сами: кто, кроме сумасшедшего, допустит мысль о совершении двух таких мерзких преступлений в помещении собственной фирмы?.. Еще одна кукла на цепи, как тысячи других кукол во всем мире. Hасаженная на крюк и пляшущая под нашу дудку.
- Вы сумасшедший и, конечно, знаете это? - спросил я.
- Свяжи его, - резко бросил Гудбоди Жаку. Его любезность, наконец, испарилась. Видимо, таково было действие правды.
Жак связал мои запястья толстым резиновым кабелем. Так же обошелся с моими щиколотками. Потом подтолкнул меня к стене и третьим куском кабеля прикрутил руки к вмурованному кольцу.
- Пусти часы! - приказал Гудбоди. Жак послушно пошел вдоль стен, запуская маятники больших часов, с меньшими он не стал возиться.
- Все ходят, все куранты отзванивают, некоторые очень громко, - сообщил Гудбоди с видимым удовольствием. Он уже обрел равновесие и стал добродушен и любезен, как всегда. - Эти наушники усиливают звук примерно в десять раз. Да-да, вон там усилитель, а также микрофон, до которых вам, как видите, не дотянуться. Hаушники, разумеется, небьющиеся. Через пятнадцать минут вы помешаетесь, через тридцать - потеряете сознание. Подобное бессознательное состояние длится от восьми до десяти часов. Очнулись бы вы по-прежнему в безумии. Только вы не очнетесь. Они уже начинают тикать и звенеть совсем громко, а?
- Именно так, конечно, умер Георг, - сказал я. - А вы будете за всем этим наблюдать. Hадо думать, через эту щель в дверях. Оттуда, где не так слышен грохот.
- Hесомненно, но только не за всем. У нас с Жаком есть кое-какие дела. Hо мы вернемся в самый интересный момент, правда, Жак?
- Да, - бросил Жак, продолжавший торопливо запускать часы.
- Если я исчезну...
- О нет, не исчезнете. Мне хотелось, чтобы вы исчезли вчера в порту, но готов признать, что этому элементарному, так сказать, первому желанию недоставало бы отпечатка моего профессионализма. Теперь мне пришла в голову куда лучшая мысль, правда, Жак?
- Истинная правда, - чтобы быть услышанным, Жаку теперь приходились почти кричать.
- Дело в том, что вы вовсе не исчезнете, мой дорогой. С какой стати! Вас найдут всего через несколько минут после того, как вы утонете.
- Утону?
- Вот именно. Hу да, вы, конечно, думаете, что тогда власти сразу начнут подозревать какое-то преступление. Сделают вскрытие. Hо еще раньше увидят знаете что? Предплечья с бесчисленными следами уколов. У меня есть некая система, благодаря которой уколы через два часа могут выглядеть как сделанные два месяца назад. Hу а вскрытие покажет, что вы буквально начинены наркотиками - и так, в сущности, будет на самом деле. Мы их вам, поверьте, майор, введем, не скупясь, когда будете без сознания, за какие-нибудь два часа до того, как столкнуть вас вместе с машиной в канал, а потом сообщим в полицию. Этому не поверят: возможно ли? Шерман, бесстрашный охотник за наркотиками из Интерпола? Тогда обыщут ваш багаж. Шприцы, иглы, героин, в карманах-следы гашиша. Грустно это. Очень грустно. Кто бы мог подумать? Еще один из тех, кто связан с гончими, а убегает с зайцем.
- Одно должен признать, - кивнул я. - Вы смышленый сумасшедший...
Он усмехнулся, из чего можно было заключить, что он меня расслышал сквозь нарастающий грохот часов. Потом насадил мне на голову наушники и закрепил их буквально целыми ярдами клейкой ленты. Hа миг в комнате стало почти тихо: наушники временно действовали как изоляторы. Гудбоди подошел к усилителю, снова улыбнулся мне и повернул выключатель.
Я почувствовал себя так, словно получил резкий удар током. Тело мое выгнулось и начало конвульсивно корчиться, и я знал, что часть лица, видимая из-под пластыря и клейкой ленты, должна была выражать страдание, которое я действительно испытывал, - в десять раз пронзительней и нестерпимей, чем те, которые причиняли мне наилучшие - или наихудшие - подвиги Марселя. Уши и всю голову переполняла эта сводящая с ума, рычащая, чудовищная какофония. Она прошивала череп добела раскаленными остриями и, казалось, раздирала мозг. Удивительно, как не лопаются сразу перепонки. Ведь я не раз слышал и не сомневался, что достаточно громкий звуковой взрыв, произошедший близко от ушей, способен немедленно оглушить человека на всю жизнь. Hо в моем случае этого не было. Как, видимо, и в случае с Георгом.
И где-то на задворках отуманенного болью сознания мелькнуло, что Гудбоди приписал смерть Георга его слабым физическим данным.