Кукла-любовь

Майор успел отжаться от пола в спальне тридцать четыре раза, когда совершенно отчетливо услышал, как в замке входной двери поворачивается ключ. Он резко поднялся на ноги, замер, прислушался: кто-то вошел, швырнул ключи на тумбочку под зеркалом, зашуршал одеждой.

Кто?! Кроме Алены так хозяйничать никто не мог, а она не придет, они развелись. Их должны были развести. Алена говорила, что даже его присутствие не требуется. Он что-то подписал и не пошел, а теперь все тянул время и не забирал документы о разводе. Куда ему торопиться? Он жениться не собирается.

Тот, кто вошел, расстегнул молнию, снял куртку или пальто. Снова шуршание, на этот раз пакетов, явно с продуктами. И следом голос:

– Чекалин, хватит прятаться. Это я, твоя блудная жена. Я вернулась и хочу накормить тебя завтраком. А то выскочишь сейчас с пистолетом…

Он тряхнул головой, зажмурился и досчитал до десяти. У него с головой в порядке? Он вообще не спит, нет?

Осторожно ступая, он двинулся в кухню.

Он не спал, и с головой у него полный порядок. Такой вывод он сделал, уставившись в узкую спину своей Алены, обтянутую вязаным платьем цвета сливы. Его бывшая жена выкладывала продукты на стол и едва слышно ворчала, что он развел на кухне жуткий срач, плиту за это время, наверное, не вымыл ни разу, а в холодильнике у него мышь удавилась.

– Алена, – тихо позвал он, все еще опасаясь, что видение исчезнет.

– Что? – она повернулась, но не исчезла, глянула с забытой укоризной. – Что, Чекалин?

– Ты… Ты что здесь делаешь?

– Непонятно?

Ее губы дрогнули и попытались разойтись в улыбке, но вышло не веселье, а гримаса боли.

– Нет. Непонятно.

Если бы не тот – другой, ради которого Алена пожелала с ним расстаться, он бы давно сделал и первый, и второй, и третий шаг ей навстречу. Но тень ее любовника незримо присутствовала, и Чекалин ничего не мог с собой поделать. Помогать ей объяснятся он тоже не станет. Сама, девочка! Сама как-нибудь, раз уж вернулась.

– Я вернулась, – неуверенно произнесла она и прислонилась к подоконнику. – Примешь? Прогонишь?

– Нет, не прогоню, но… – он с силой провел по голове рукой, чертыхнулся. – Но ты же развелась со мной, Алена!

– Не развелась.

– Как так?

– Я забрала заявление. Теперь, если пожелаешь, можешь сам пойти и подать на развод.

– Ты что сделала? Забрала заявление? Когда?

Чекалин задрал голову к потолку, пытаясь вспомнить точную дату, на которую было назначено второе слушание. Ну да, почти две недели назад. Где она была все это время? Если забрала заявление, почему не вернулась сразу?

– Вижу вопрос в твоих глазах, Чекалин, – догадливо хмыкнула Алена. – Я не явилась сразу с повинной, потому что летала туда… Да, да, туда! Но не к нему, а к родственникам. Оформляла дарственную на квартиру, которую оставила мне малознакомая тетя. Мне с самого начала не нравилось это наследство: какая-то тетя, какая-то квартира…

– Но поскольку твой любовник проживал по соседству, ты решила квартиру оставить себе, – закончил за нее майор Чекалин. – А потом у вас что-то не заладилось, и ты решила вернуться ко мне. Так? Я угадал?

Алена смотрела на него тяжелым взглядом, который он расшифровал без проблем. Она не ожидала такого приема. Думала, он упадет ниц, обнимет ее колени, разрыдается и простит. А он не простит! Не сегодня! Не так это…

Он не может так вот! Он не игрушка, которую можно завести по желанию в нужное для нее время. Он человек. Живой. И ему было очень больно! Сейчас притупилось. Но первое время…

– Ты против моего возвращения? – Алена скрестила руки на груди, глянула с вызовом. – Мне уйти?

– Как хочешь. Задерживать не стану. – Он глянул на гору пакетов с манкой, мукой, рисом, макаронами и добавил со вздохом, отворачиваясь: – Но и гнать не буду.

Алексей ушел в ванную и пробыл там дольше обычного – боялся выходить. Боялся, что она осталась. Боялся, что она ушла.

Он не нашел нужных правильных слов, и Алена ушла. А он совершенно точно не хотел, чтобы она уходила. Может, он не прав, начав с упреков? Но он все еще любит ее. И скучал все это время.

Она была дома, на кухне. Готовила ему пшенную кашу с тыквой и изюмом, как он любил. Успела переодеться, поменяла платье на домашний трикотажный костюм. Волосы подобрала высоко, перевязала маленькой косынкой. Она так всегда делала, когда готовила.

– Садись, Чекалин, ешь. – Алена громко стукнула тарелкой с кашей по столу. – Чай, кофе?

– Кофе. – Он взял в руки ложку, втянул ароматный парок, поднимающийся от тарелки. – Чуть молока и…

– И две ложки сахара. Ты что, думаешь, я забыла?

Алена схватила банку с кофе, захлопотала у кофемашины. Молчала до тех пор, пока в чашку не брызнули кофейные струи.

– Леш, я виновата. Очень виновата, – произнесла она тихо, опершись кулаками в столешницу, на которой пыхтела кофейная машина. – Дурь? Распущенность? Помутнение? Не знаю, как назвать то, что со мной произошло. А потом, словно по щелчку пальцев, занавес упал, и я обомлела. Что я наделала! Я… Я не могу без тебя, Лешка. Ворчи, ругайся, презирай, но не гони. Я заслужу твое прощение.