Кукла-любовь

– Первое нарушение, – загнул мизинец на правой руке Чекалин. – Если ты собиралась их проверить, надо было изъять по форме. Как вот теперь ты, в случае подтверждения твоих подозрений, приобщишь его к делу? Никак.

– Есть же еще остальные, – она беспомощно заморгала.

– А если он их уничтожил? Или скажет нам, что уничтожил? Большая ошибка, товарищ старший лейтенант. – Вдруг на его губах заиграла странная улыбка, и майор прошептал: – Хотя я бы сделал то же самое. Возможно… Дальше что?

– Денисов подтвердил мои подозрения. Бумага старая, но письма написаны относительно недавно, месяца три-четыре назад. И самое главное: на этих письмах отпечатки только Гришина!

– Откуда известно? Ты же не катала ему пальцы. – Чекалин снова загадочно заулыбался. – Попробую угадать… Ты что-то стащила с его отпечатками?

Маша молча кивнула, виновато опуская голову. Она взяла у Игната Федоровича сущую безделицу: какой-то брелок с отломанной дужкой, которым он, сидя на кухне напротив нее, без конца поигрывал. Потом он небрежно швырнул его на подоконник, а она осторожно сцапала в салфетку.

– Та-ак, Проворова, это уже ни в какие ворота не лезет! – произнес Чекалин таким тоном, словно хвалил ее.

Маша подняла на него глаза. Вид у майора был очень серьезный. И брови сдвинуты, и губы сжаты, – а вот в глазах черти плясали. Да.

– Итак, Денисов подтвердил, что на письмах, которые Игнат Федорович представил нам, только его отпечатки.

– Да.

– И как это объяснил полковник?

– Ну… – Маша тяжело вздохнула, вспомнив раздражение начальника. – Он сказал, что, скорее всего, эти письма были приготовлены сбежавшей женой и ее любовником, как предлог для бегства. И любовник, если он писал эти письма, скорее всего, был в перчатках. Не дурак он, чтобы подставляться.

– А ты что?

– А я не знала, что сказать. Уже потом подумала и поняла, что на этих письмах должны быть отпечатки Ларисы. Если она вручала мужу эти письма как предлог, она же должна была… Или не должна. – Маша снова чуть не заплакала и пробормотала: – Хотя я вытащила письмо из середины стопки, а ее отпечатки могли быть сверху и снизу.

– Ну да, могли. Хорошо, что ты это понимаешь. Но!

Чекалин поднял указательный палец. Мизинец на правой руке он давно разогнул, – то ли счел ее первое нарушение не таким уж страшным, то ли простил его, потому что больше нарушений не насчитал.

– Но ты все сделала правильно, товарищ старший лейтенант. Может, и не вполне законными способами, но правильно. Когда гложут сомнения, их надо отметать только так, проверив. Тщательно проверив. Молодец! Идем, провожу тебя до стоянки.

Маша не знала, что думать. Радоваться или нет? Никогда прежде подобного не случалось. Чекалин общался с ней ровно, как с коллегой. И уж о том, чтобы куда-то там проводить, и речи не было.

Ее сердечко забилось часто-часто, как у птички, пойманной в сеть своих желаний. Мысли запрыгали, заметались. Может, он все же взглянул на нее как на женщину? Стоит надеяться, что он со временем забудет свою жену-предательницу, и они…

– Я не захотел говорить там, в отделе, – оборвал поток сладких мыслей Чекалин, останавливаясь возле ее старенькой иномарки. – Даже у стен есть уши, помнишь, да?

Она молча кивнула и снова закусила губу с досады. Идиотка! Мечтательница! Она была, есть и останется для него только товарищем по работе, не более того.

– В общем, ты вряд ли права, Маша, в своих подозрениях.

– Почему? – Ее душе стало еще больнее.

– С утра мне позвонил Денисов и сообщил, что посмертная записка помощницы Гришина была написана на той же бумаге, что и письма предполагаемого отца Ларисы.

– Вот! – просияла она тут же.

– Погоди радоваться, Проворова, – осадил ее майор. – Написана записка была собственноручно – Любой. Никаких синяков на ее теле, свидетельствующих о насильственной смерти, не обнаружилось. Те синяки, которые нам показал Данила Смирнов, оказались старыми. След, якобы от инъекции, имел врожденное происхождение. Мать подтвердила. Далее… В ее крови был обнаружен препарат от бессонницы, но не в тех дозах, от которых умирают, и этот препарат Любе выписывал доктор. Ничто, понимаешь, ничто не указывает на убийство. Полковник велел оформлять это дело как суицид.

Они помолчали. Маша замерзла, стоя рядом с машиной. Ей хотелось уже завести ее, согреться и уехать, а по дороге хорошо подумать. Чекалин сбил ее с толку, перемешал все, что она придумала. Требовалась сортировка. Срочно!

– Что тебе не нравится, Леш? – спросила она, еле шевельнув посиневшими от холода губами.

– Да мне вроде все нравится, – он неуверенно улыбнулся и провел рукой по волосам. – И главное забыл… Такая бумага была обнаружена в неограниченном количестве в общине. Лариса погибла там. Если нам удастся установить связь Любы с людьми в общине, то… То все сходится. Так что ты доспехами не бряцай, Проворова. А лучше отдохни. Отпросилась, так уж используй.

– Спасибо, – отозвалась она ворчливо. – Записи с камер из двора самоубийцы есть? Что на них?

– Пока не удалось получить.

– Почему?