Кукла Коломбины

– Я не предавала тебя! Я думала, тебе там будет лучше, чем здесь!

– Ты врешь! Врешь! – крикнул Глебов. – Ты хотела избавиться от меня! Вы оба решили от меня избавиться!

– Нет, Павлик! Это неправда! Я любила тебя! После смерти матушки любила больше всех на свете! Я желала для тебя иной жизни! Ведь ты всегда мечтал плавать на больших кораблях! Увидеть мир!

Биндюжник закинул голову и вдруг захохотал.

«Безумный, точно», – подумал Чебнев, вжимаясь в траву.

– Увидеть мир? Я расскажу тебе о том мире, который я увидел! Наш капитан был заядлым картежником. В каждом порту он шел в кабак, напивался и проигрывал все, что у него было. В Кейптауне он доигрался до того, что поставил на кон своих матросов. Сначала одного юнгу, а потом меня. Ночью меня выволокли из каюты и бросили в шлюпку. Сунули ничего не понимающего мальчугана в какую-то конуру. Сначала долго морили голодом, а потом отвели в какой-то дом. Оказалось, это бордель. Ты даже представить себе не можешь, что такое кейптаунский бордель. Я пробыл там два года.

– Боже, Павлик!

– Не вспоминай о Боге! Его не было рядом со мной там!

Голос Глебова сорвался.

– Ты не можешь представить, через что мне пришлось пройти!

Он замолчал. Обливаясь слезами, Ольга вглядывалась в его лицо, не решаясь подойти.

– Павлик, прости меня, я не знала.

– Конечно, ты не знала. Я сам удивляюсь, как смог выжить тогда. Но я выжил, а потом сбежал от хозяев. Десять дней без пищи и воды просидел в канаве под мостом, дожидаясь судна, которое могло вывезти меня из этой ужасной страны.

Биндюжник вдруг усмехнулся.

– Однажды в Одессе я случайно встретил того капитана. Он не узнал меня. Трудно было узнать. Сначала я напоил его, потом вытянул из него все деньги, что были с собой, а потом убил.

– Ты так просто об этом говоришь.

– Убивать вообще просто. Ты не знала?

– Нет, Павлик, нет! Не говори так! Ты не можешь быть убийцей!

– Ты ничего не знаешь, глупая стрекозка! И я уже не Павлик. Здесь меня кличут Биндюжником. Знаешь, где я получил это прозвище? В Одессе был портовым грузчиком, да заодно грузы перевозил на телеге. Иногда в одну строну вез табак, а обратно – труп.

– Молчи! Умоляю!

– Я десять лет молчал. Десять лет! Молчал и думал лишь об одном: вернуться к своей любимой, нежной сестренке, обнять, почувствовать ее заботу, любовь и ласку. Тогда я не обвинял тебя ни в чем. Гнал злобные мысли, потому что ты – единственное светлое, что оставалось в моей душе. Без мыслей о тебе я бы не выжил в том кошмаре.

Афанасий Силыч приподнял голову. С другой стороны дорожки такая же канавка. Неглубокая, но заросшая с боков высокой травою. Если прижаться к земле, не заметят. Есть там кто или нет? Успела Нюрка вызвать подмогу? Конечно, успела. Девка шустрая и сообразительная. Вот ведь как повернулось! Собирался ее под замок посадить, а вышло так, что без нее остался бы в одиночестве.

Чебнев снова лег плашмя, прислушиваясь к разговору.

– Я хотел вернуться. И я вернулся. Это было восемь лет назад.

– Восемь лет? Все это время я считала тебя погибшим. Почему ты сразу не нашел меня?

– Несколько лет я жил в Одессе. Приходил в себя. Рождался заново. До столицы добрался через три года.

– Ты не смог меня найти?

– Я нашел тебя. Этот день я запомню навсегда. Это был канун праздника. Тридцать первое декабря одиннадцатого года. Ты помнишь, что произошло в тот день?

– Кажется… в этот день открылась «Бродячая собака».

– У тебя хорошая память. Михайловская площадь, дом Жако, подвал. Перед входом висел плакат: «Все между собой считаются знакомы». Смешно, но тогда мое сердце забилось в предвкушении нашей встречи. Я знал, что ты будешь там. Как только появился в городе, сразу стал искать. И однажды увидел твое имя на афише. Ты значилась под фамилией Глебова, и, не поверишь, я воспринял это как знак. Афиша была старая, ты уже не работала в том театре. Знакомый, который тогда был начинающим художником, подсказал, что накануне Нового года откроется заведение, в котором, по слухам, соберется вся артистическая братия. Он же раздобыл для меня приглашение. Я представлял себе нашу встречу.

Биндюжник вдруг снова захохотал. Ольга смотрела на него с ужасом.

– Смешно подумать, что во мне оставалась толика наивности. В мечтах я видел, как увижу тебя в числе зрителей, подойду и незаметно встану рядом. Ты оглянешься рассеянно, посмотришь прозрачными глазами и вдруг узнаешь. И в этот миг все вернется! Моя реальная жизнь, исковерканная, растоптанная, загубленная, вдруг исчезнет, и я вернусь к той, где был родной дом и ты – моя любимая сестренка. Мое солнышко. Мой лучик. Моя Коломбина.

– Павлик…

– Заткнись! Не открывай рот! Ты не имеешь права говорить со мной!

По другую сторону дорожки Нюрка вжалась в землю, хотя и так уже лежала распластавшись. А если он сейчас бросится на Ольгу? Что тогда делать? Единственное, что приходит в голову, – отвлечь его внимание и дать ей шанс убежать.

Она приподняла голову, мысленно готовясь к рывку, но Глебовы все еще стояли, не двигаясь.