Кукла Коломбины

Не помня себя, Нюрка кинулась к Афанасию Силычу и, припав к нему, подняла поникшую голову.

– Тятенька! Что он вам сделал? Вы ранены?

Афанасий Силыч пошарил на груди и, подняв руку, увидел на ней кровь.

– Ишь ты, когда только успел, – вымолвил он удивленно.

Нюрка сорвала с него свисток и что есть мочи дунула.

Звук повторился эхом и улетел ввысь.

Она все свистела и свистела. Так отчаянно, что заложило уши. Даже когда со всех сторон выбежали вдруг Золотарев и полицейские, продолжала свистеть, словно не могла остановиться.

К Чебневу подошли и стали поднимать. Он был в сознании и охал, когда делалось слишком больно.

Золотарев присел рядом с Нюркой и отнял наконец свисток.

– Дай-ка сюда, дочка.

Она припала к его плечу и разревелась.

Биндюжник, которого когда-то звали Павлом Глебовым, лежал неподвижно.

Один из городовых нагнулся к нему.

– Жив, гад.

– Забирайте его, – скомандовал Золотарев.

– Подождите! – сорвалась Нюрка и побежала к раненому Биндюжнику.

Серое лицо, закрытые глаза и бурое пятно на груди.

Стараясь не дышать, она присела рядом и отвела в сторону куртку.

– Чего у него там? – спросил Золотарев.

Нюрка вытянула тряпичную куколку и, сглотнув, хрипло ответила:

– Коломбина.

– Ишь ты, куклу принес. А вроде убивать собрался, – подивился Золотарев.

Он помог Нюрке подняться и за руку повел прочь.

Ветер, набравший новую силу, понес следом за уходившими пыль.

В больнице

Три дня Нюрка не отходила от тятеньки ни на шаг. Врачи гнали ее прочь, она выходила подышать и возвращалась в палату.

Ей казалось, что, если будет рядом, с тятенькой ничего страшного не случится.

А случиться могло.

Всадить нож глубоко у Биндюжника не вышло, пуля настигла его раньше и помешала удару, однако рана все равно была опасной. Несколько раз Афанасию Силычу становилось так плохо, что казалось, не доживет до утра. В самые тяжкие часы Нюрка, держа его за руку, принималась уговаривать:

– Потерпите немного, тятенька. Вы справитесь. Вы же Силыч. Ваш отец Силой звался. От него сила и вам передалась.

Все, кто был в палате, диву давались, как дочка отца любит.

Иной раз просили ее вздремнуть хоть часок.

– Не бойся, милая. Мы за ним присмотрим. Если что, быстренько врачей позовем.

Нюрка кивала, благодарила, но не уходила.

Ей казалось, что она виновата в случившемся. Был бы на ее месте другой, не дал бы пырнуть тятеньку ножом. Подоспел бы. Упредил.

Она неповоротливой оказалась. А ведь тятенька надеялся на подмогу, ждал настоящей помощи.

Не получилось у нее. Не успела. Не защитила.

Припав к больничному одеялу, она принималась плакать и так ослабевала, что засыпала.

Обитатели палаты в это время боялись шелохнуться, не то что разговаривать.

Она забывалась лишь на несколько мгновений, а потом все начиналось сначала.

Вывести ее из этого состояния могла только Фефа.

Она приходила – большая, яркая и обязательно с кошелкой еды.

Увидев ее, больные и раненые, которых было большинство, вдохновлялись.

Афанасий Силыч постепенно приходил в себя, но почти ничего не ел. Фефу это не смущало. Она выгружала еду на столик в углу палаты и объявляла:

– Прошу покорно угоститься, чем Бог послал. Съешьте, кому чего достанется, за здоровье Афанасия Силыча. Вам в радость, нам – в утешение.

Они умывали раненого, подстригали усы и причесывали. Потом, отстранив Нюрку, Фефа переодевала его в чистое.

Уплетая пироги, вся палата завороженно следила за ее движениями, а когда она выплывала в коридор, завистливо вздыхала.

– Эх и повезло мужику! С такой бабой нигде не пропадешь!

Иногда приходили Золотарев, Кулаков и остальные. Чаще других наведывался Румянцев. Все беспокоился, не заболела бы Нюрка от напряжения.

Но ее интересовало другое.

– Биндюжника допросили?

– Нет пока. Врачи говорят – плох. Без сознания. Пуля прямо в грудь попала. Мимо сердца прошла, но все же внутренности сильно побеспокоила. В тюремном лазарете жандармы круглые сутки дежурят. Как только в себя придет, все выложит! Отпечаток с пуговицы сличили. Совпал полностью.

– А склад, где они укрывались, нашли?

– А то как же! Всю банду, что еще оставалась, накрыли. Помнишь того, что из порта убег? И тут улизнуть хотел. Я его в два счета скрутил.

Румянцев гордился собой и хотел, чтобы она оценила его геройство.

Она хвалила, но ему почему-то казалось, что равнодушно.

«Наверное, ослабела от тревоги за отца», – решил он.

– Ящики с оружием тоже взяли?

– Вот тут осечка вышла. Не было ящиков. Наверное, успели вывезти. Я так думаю, что у них с революционерами связь была. Для них оружие. Ты, когда там была, никого больше не видела?

– Нет.

Румянцев посмотрел изучающе, но ничего подозрительного на ее лице не заметил.

– Ладно. Поймаем и этих. Не сомневайся.

– Я не сомневаюсь, – отвечала Нюрка.

В один из дней, когда тятенька уже мог самостоятельно садиться и даже с их с Фефой помощью дошел да уборной, пришел Николай.

В больницу как раз заявилась Фефа с полной кастрюлей жареной картошки.