Кукла Коломбины

– Какой еще вопрос! – возмутился Введенский. – Я уж и так… расстарался.

– Я еще денежку дам, только скажите, – взмолилась Нюрка.

Поликарп поправил кушак на халате и пригладил жиденькие волосы.

– Ладно. Спрашивайте.

– Как он выглядит?

– Кто? Павел? Так обыкновенно! Ну, высокий, крепкий.

– А волосы?

– Светлые и, знаешь, такие… кудряшками.

Взбалмошная девица

С самого утра Афанасий Силыч не мог собраться с мыслями. Все, что случилось в последние сутки, совершенно выбило его из колеи.

Руки до сих пор тряслись, вот до чего дошло!

Василий Саввич вызвал на доклад, так три раза одергивал, потому что никак не получалось связно доложить. Расстройства добавило как раз дело об убийствах. Злился Василий Саввич, велел заканчивать. Оно и понятно. Все трое убитых были людьми непростыми, есть за них кому постоять. Вдова Лохвицкого успела немало крови попортить. Нажаловалась вздорная баба самому начальнику сыскной полиции Петербурга господину Кирпичникову! Да и отец молодчика Говорчикова уже грозиться начал. Разнесу, дескать, всю вашу контору к чертовой матери, если не найдете убийцу!

По поводу штабс-капитана шум пока не начался, но связываться с военными тоже хорошего мало. В общем, было отчего голове болеть!

Да не в этом дело! Не в жалобщиках вовсе! А в том, что преступника так и не поймали!

В самом начале пристав не соглашался, что убийства связаны между собой, а когда арестовали Сальникова, напротив, стал доказывать, что он убил обоих – Лохвицкого и Говорчикова. То, что штабс-капитана сюда никак не присобачить, его не волновало. Намекал, что Вышегородского могли прирезать дезертиры. Мало, что ли, их шляется по ночам? Предлагал найти хоть одного и штабс-капитана на него повесить.

Да Афанасий Силыч и сам был бы рад избавиться от этаких хлопот! Нет ничего хуже, чем нераскрытое дело! А это растянулось на два месяца и растет как снежный ком! Только подумаешь, что вроде поймал убийцу, как оказывается: ничего подобного! И рядом нет!

А тут еще Нюрка с куклами этими! И ведь что обидно? Права она! В этих куклах все и дело!

Но только эта ее убежденность к раскрытию преступления не приблизила ни на вершок!

В «Привале», где она без толку проторчала столько времени, убийцу найти что иголку в стоге сена! Если разобраться, все они на эту роль претендовать могут! А почему? А потому что гнилой народец там собирается! Через одного либо развратники, либо извращенцы! Да такие любого удавят, не поперхнутся!

И как он только додумался послать девчонку-подлеточку в сей вертеп!

Убедила она его, что найдет преступника и будет ему за это почет и уважение!

Купился, старый хрен!

И где только его разум в этот момент был? Спал-почивал, поди!

Теперь Фефа до самой смерти – его, конечно, смерти – пилить будет!

Афанасий Силыч до того распереживался от этих мыслей, что весь взмок под мундиром.

Для успокоения решил выпить чаю. С утра маковой росинки во рту не было, а все потому, что с аппетитом незадача вышла. Не лезло ничего в глотку, хоть убей.

Чайник у него был свой. Маленький. Латунный. И спиртовка. Заваривал чай прямо в кружке. Так проще, вот только чаинки сплевывать приходилось. Но это пустяки.

А все же до чего-то Нюрка там докопалась. Иначе зачем бандюганам ее похищать понадобилось? Разворошила, видать, осиное гнездо. Правда, что ли, обменять думали? Да нет! Ерунда это! Но ведь и убивать не стали! Или просто ждали чего-то?

От одной мысли, что с Нюркой могло случиться страшное, у Афанасия Силыча засосало под ложечкой. Дрожащими руками он кинул в кружку щепотку заварки и залил кипятком.

Сейчас выпьет чайку, и полегчает. Он понюхал пар, поднимавшийся над кружкой, и поудобнее устроился за столом. Пил, отдуваясь, и скоро почти что расслабился.

Но тут в дверь постучали, и на пороге нарисовался Кулаков.

– Разрешите?

– Чего тебе? – не по уставу спросил Чебнев.

– Вы доложить велели про мальчонку, что давеча взяли.

– Докладывай, – буркнул Афанасий Силыч, закрывая ящик стола, в который убрал фунтик с сушеными яблоками.

– Сестры у него никакой нет. Сирота он. Подвизается в подмастерьях у сапожника на Мытнинской. У бань. Живет у него же на чердаке.

– Понятно. Что говорит? Для кого куклы брал, сознался?

– Нет. Свое твердит.

– Да какое свое, ежели насчет сестры соврал? – повысил голос Чебнев.

– Не могу знать, Афанасий Силыч.

Он прикрыл глаза и с минуту сидел, стараясь успокоиться и принять как данность, что подчиненные у него все пошли в своего начальника: такие же бестолочи.

Кулаков ожидал, вытянувшись.

– Вот скажи мне, друг любезный, – наконец смог вымолвить Чебнев, – что мы за полицейские, если не можем мальчонку разговорить? Он же ребенок!

– Ваше благородие, так не лупить же его по заду!

– Лупить будешь своих мальцов, а для задержанных есть методы дознания! Ступай, и чтобы через час были результаты!

– Слушаюсь!

Все одно к одному! Три убийства и ни одного путного подозреваемого! Начальство сожрать без соли готово! Сотрудники все негодные! А Нюрка, своевольница этакая, вообще скоро в могилу вгонит!

И тут как по заказу в кабинет влетела та самая Нюрка и завопила с порога: