Судя по тому, как виновато и с опаской поглядывал на Фефу тятенька, она уже знала обо всем, что случилось. И не только о похищении.
«Хорошо, что меня в это время не было», – подумала Нюрка и поежилась.
Она уже открыла рот, чтобы всех успокоить, но Фефа не позволила.
– Чего вы столпились тут? – напустилась она на мужчин. – Не видите: дитю в себя прийти надо! Идите, что ли, пока в кухню! Там самовар подошел!
Сыщики дружно поднялись и молча выкатились из комнаты.
Ну все, сейчас ее будут убивать. Фефа пострашнее бандитов.
– Дитятко, – вдруг, заплакав, прижалась к ней нянька, – ты только скажи: цела ли?
– Фефочка, не волнуйся, – гладя ее по волосам, стала успокаивать рыдающую няньку Нюрка. – Меня не тронули, связали только, руки больно поднимать.
– Где? Где больно? – подхватилась Фефа и кинулась ощупывать.
– Ой! Ой! Не трогай! – запищала Нюрка, отстраняясь.
Надо как-то спасаться!
– Фефа, я есть ужасно хочу. Особенно твоих пирожков с капустой.
– Как раз к обеду напекла. Только не с капустой, а с картошкой.
– Еще лучше! Давай!
Фефу как ветром сдуло.
Нюрка осторожно ощупала руки и плечи. Не так уж, кстати, и болят. Не отвалятся. Она постояла, привыкая к вертикальному положению, пробуя устойчивость ног.
Надо же, до чего она, оказывается, слабая. Пробыла в плену всего несколько часов – тятенька сказал, что шесть, – а ощущение такое, будто вся развалилась на части.
– Что же ты за сыщица после этого? – шепотом спросила она себя и подошла к зеркалу.
Лицо было бледным, но изможденным не казалось. Глаза не красные, губы не трясутся.
В целом все не так плохо, как она себе воображала.
Из кухни потянуло выпечкой, и во рту мигом собралась слюна.
Нюрка расчесала волосы, заплела косу потуже и пошла туда, где уже ждали ее сыщики.
Тятенька щипал усы, Золотарев поглядывал с нетерпеливым интересом, а Румянцев так, будто впервые видел. С чего вдруг?
Известие, что похитили ее с целью поменять на Чижика, их удивило.
– А мы все понять не могли, чего им от тебя надо.
– А вы разве не получали от Биндюжника письмо?
– Какое еще письмо?
– Ну, с требованием обмена.
Афанасий Силыч нахмурился.
– Не было никакого требования.
– Ничего не понимаю. Биндюжник сам сказал. Зачем же тогда?
– А как ты выбралась? – спросил Золотарев. – Помог, что ли, кто?
Нюрка хотела поведать, как все было, но неожиданно для себя вдруг сказала:
– Тот, что меня сторожил, заснул пьяный, я веревки распутала и сбежала. В стене пролом был, а дальше дорога.
Румянцев взглянул пытливо:
– А мне показалось, что тебя вроде автомобиль привез.
– Так и есть. Таксомотор пустой мимо ехал. Деньги у меня были, – стараясь, чтобы голос звучал уверенно, ответила Нюрка.
– Ну, а место, где тебя держали, показать сможешь? – спросил Золотарев.
Все как будто очнулись и наперебой принялись расспрашивать.
Нюрка задумалась. А в самом деле, где находится бандитское логово?
Ничего, кроме стены, дыры в ней и дороги она, оказывается, не запомнила.
– Да, еще вяз большой за стеной рос!
– А помещения сами? Они для чего? Склады, может, какие или жилье?
Нюрка закрыла глаза и словно наяву увидела грязную каморку с окошечком под потолком, большую полутемную комнату со столом посредине и ящиками вдоль стен.
– Склад! Да! Когда выходили, я почувствовала запах… масла.
Сыщики переглянулись.
– Машинное масло, ящики. А не оружие ли, часом? Ну-ка, вспоминай, что еще?
– Чего вы допытываетесь, – вмешалась вдруг Фефа. – Хоть поесть ребенку дайте. Исхудала вся в плену! И сами ешьте! Наговоритесь еще!
Сыщики послушно принялись пить чай с пирогами.
И Нюрка вместе с ними.
Зачем Биндюжник приказал ее похитить? Что хотел?
Мысль была тревожной и не приводила ни к какому выводу. Впрочем, Фефины пироги скоро успокоили нервы, а крепкий чай с травами так и вовсе настроил на мирный лад.
Она даже не заметила, как уснула с надкусанным пирожком в руке.
Румянцев хотел отнести ее на кровать. Тятенька не позволил. Сам отнес, уложил и укрыл одеялом.
Эх, кипеть ему в геенне огненной за то, что допустил такое мытарство для своего ребенка. Если Фефа его не убьет сегодня, больше он дочку единственную к сыщицким делам ни в жизнь не допустит.
Первая мысль, которая посетила ее голову утром, была о том, что в «Привал комедиантов» соваться нельзя.
И что это значит? А то, что с расследованием покончено и Николая она больше не увидит.
Сердце вдруг заколотилось так сильно, что пришлось прижать руку к груди, чтобы не выскочило.
Через минуту она, правда, стала рассуждать здраво. Синицкий, если захочет, сам ее найдет. Дорогу к ее дому не забыл.
А вот расследование в самом деле придется закончить.
Легко сказать!
Нюрка прислушалась. Фефа, конечно, дома. Теперь ее калачом не выманишь. Будет сторожить денно и нощно.
А что, если попытаться улизнуть?
Не выйдет. Фефу на кривой козе не объехать.
Она снова улеглась в кровать.
Откуда ощущение, что она все время сворачивает не туда? Поймать бы его и рассмотреть хорошенько.
Авось посетила бы головушку светлая мысль.
– Доброго вам здоровья, Фефа! – услышала вдруг она детский голос.
– Кому Фефа, а кому Феофания Елисеевна.
– Простите, мне сестра велела так сказать.