Кукла Коломбины

– Ты любила его?

– Да, безумно. Мы были очень одинокими детьми. Наш отец пил. Ужасно, постоянно. Мать болела и рано умерла. Павлик и я… мы были всегда вдвоем. Я мастерила кукол, и мы ставили спектакли. Он был Арлекином, а я Коломбиной. Это были лучшие часы нашей жизни. С тех пор я полюбила кукол. Они напоминали о брате. После того как… он погиб, я старалась… не думать о нем.

– Было больно?

– Очень. Он не хотел уезжать от меня, идти в морское училище. Просил не пускать его. Словно предчувствовал, что это принесет гибель. Но я настояла.

– Понимаю. Ты хотела для него иной жизни.

– Да! Так и есть! Я мечтала, чтобы хоть он вырвался из того болота, в котором мы жили! Казалось, стоит уплыть, и ему откроется другой мир. Лучший. Горькая ирония. Теперь он на самом деле в лучшем мире.

– Так и есть.

– Я никому не рассказывала о Павле. Мне казалось, через молчание… скорей заглушу боль.

– Почему же ты заговорила о нем?

Ольга посмотрела на подругу больными глазами.

– Мне кажется, вчера я видела его.

– Умершего брата?

– Да. Павла. Он стоял на другой стороне дороги и смотрел на меня. Просто стоял и смотрел.

Ахматова погладила Ольгу по безвольно лежащей на столе руке.

– Бедная моя Коломбина. Ты слишком впечатлительна. Эти убийства выбили тебя из колеи.

– Наверное, это просто нервы.

– Конечно. Нам всем время от времени мерещится что-то.

– Ты права, Анна. Права, как всегда. Только знаешь… кое-что не дает мне покоя.

– Что же, милая?

Ответить Ольга не успела.

К ним подошли какие-то люди, громко заговорили, задвигали стульями, позволив Нюрке беспрепятственно выбраться и прошмыгнуть к выходу.

Слово «брат», произнесенное Ольгой, не давало ей покоя весь вечер.

Это было словно продолжение разговора с Таней. Именно после него вдруг подумалось, что истоки происходящего следует искать в прошлом Судейкиной. И вот, пожалуйте: тотчас выяснилось, что Ольге мерещится умерший брат.

Как бы исхитриться выяснить насчет этого брата? Чего это он вдруг стал являться сестре? Не тут ли кроется причина всех убийств?

Пребывая в глубокой задумчивости, Нюрка поравнялась с Таврическим садом.

Она не слышала шагов за спиной.

Сильная рука зажала ей рот, сунув в нос платок.

Она втянула в себя приторный запах и отключилась.

Сначала Нюрка подумала, что ей снова снится сон про карлика. Тот опять мельтешил перед глазами, противно скалился, и от него несло перегаром.

«Разве во сне чувствуешь вонь? Неправильный какой-то сон», – решила Нюрка, и тут ее руку пронзила резкая боль.

Она охнула и очнулась окончательно.

Карлик, заметив это, приблизил рожу к самому ее лицу и спросил:

– Жива покуда?

Нюрка машинально кивнула, и он довольно заржал:

– Ничего, это ненадолго!

– Дуй отсюда! Твое дело подходы стеречь! – крикнул кто-то противным гундосным голосом.

Откуда-то сбоку вышел человек и толкнул карлика к выходу. Злобно оскалившись, тот побежал к двери и уже с безопасного расстояния показал язык.

– А Серый – говноед!

– Ах ты паскуда недоделанная! – обиделся Серый и шагнул было к поганцу, но того уже и след простыл.

Выругавшись, бандит повернулся к Нюрке и, равнодушно оглядев ее, сообщил:

– Будешь здесь сидеть.

И все. И больше ни слова. Сплюнул и ушел, закрыв за собой дверь.

Наверное, целую минуту, а может, две Нюрка унимала собственное сердце, часто бившееся и трепетавшее от страха. Когда оно чуть-чуть присмирело, оглядела себя, прислушиваясь к боли.

Она сидела, привязанная к стулу посреди грязной комнатушки, во рту у нее была тряпка. Руки заведены за спинку стула и связаны, как и ноги. Нижними конечностями хотя бы можно пошевелить, а вот с руками хуже: при каждом движении они выворачивались сильнее, отчего боль становилась почти нестерпимой.

В комнатушке лишь одно маленькое окошко, да и то под потолком. Но даже при скудном освещении было видно, что ни воды, ни еды ей не оставили.

А пить, как назло, очень хотелось.

Значит, о воде думать нельзя. Что ж, она будет думать о другом.

Итак, ее похитили. Для чего? Хотели бы, убили бы сразу. Ее надсмотрщик Серый сказал, что она будет сидеть тут. Долго? Пока не окочурится или не отпустят?

Она попыталась принять более удобную позу, но лишь усилила боль.

А вдруг они собираются ее пытать? Захотят выудить важную информацию. Какую? Что она знает такого важного? Если только то, что выведала об убийствах с куклами.

Ну конечно! Карлик был приставлен следить за ней, понял, что она напала на след, ну и доложил своему хозяину: опасна, мол, стала. А кто его хозяин? Ну конечно, Судейкин! Это он привел карлика в «Привал», он нарядил!

Вот все и выяснилось!

Жаль, что поздно.

Не выбраться ей отсюда.

По лицу побежали предательские слезы, и, сколь ни уговаривала она их перестать, они все бежали и бежали…

Неожиданно за дверью послышались голоса. Кто-то пришел!

Слезы мигом высохли, а уши встали торчком.

Серый – по голосу узнала – радостно поприветствовал вошедшего:

– Здрасьте, господин хороший. С чем пожаловали? Неужто денежки принесли?

– Принес, – ответил мужской голос.

Странно, но она явно слышала его прежде. Где только?

– Так давайте.

– Я передам лично Биндюжнику.