Она поинтересовалась у Синицкого, но тот фамилии не знал, лишь был уверен, что к миру искусства господин не принадлежит.
– А вы почем знаете? – подозрительно взглянув на своего «осведомителя», поинтересовалась Нюрка.
– Я почти всех знаю или по фамилии, или в лицо. С детства рос в этой среде. Мой отец работает в дирекции императорских театров под началом знаменитого Владимира Аркадьевича Теляковского. Слышали? Неважно. А матушка неплохая пианистка, одно время концертировала, очень любит поэзию, особенно Блока. К тому же рисует. Однажды ее работы похвалил…
Николай вдруг осекся и с испугом посмотрел на лицо стоящей перед ним девушки. Глупая откровенность! Она может решить, что он хвастает своим положением! Или – что еще хуже – хочет предстать этаким богатым бездельником, который сам ничего из себя не представляет, лишь бахвалится знакомствами. Вот, дескать, я каков! С Пушкиным на дружеской ноге!
От стыда Николай мгновенно покраснел, стал лепетать что-то невразумительное, но она вдруг перебила:
– Покажите мне мужа Судейкиной. Его тоже знаете?
– Д… да. Только его сегодня нет. Раньше они с Ольгой в этом же доме жили. Но теперь, кажется, развелись.
– Кто кого бросил? Он или она?
Синицкий покраснел еще больше.
– Простите, но в таких вещах я не разбираюсь.
Нюрка кинула на него быстрый взгляд и поняла, что спросила зря. С какой стати подавальщице интересоваться подобными тонкостями? Это подозрительно. Подумает еще, что она тут вынюхивает.
А впрочем, так и есть. Вынюхивает. Однако Николай догадываться об этом не должен.
Нюрка сделала невинные глазки и, растянув губки в стеснительной улыбке, спросила:
– Вы в университете учитесь?
– Да. Отец решил, что для меня лучшее – карьера правоведа.
– О! – неподдельно восхитилась Нюрка. – Так вы юрист?
– Почти. Мне не очень нравится, но…
– А это не мешает вам торча… посещать подобные заведения?
Синицкий передвинулся так, чтобы лучше видеть ее лицо, и посмотрел внимательно.
– Вы, должно быть, считаете меня порочным и пустым человеком? Идет война, а я, как вы верно заметили, торчу в увеселительном заведении, будто ничего не происходит.
Нюрка уловила в его голосе настоящую горечь и собралась было все отрицать, но Синицкий продолжил:
– Вы правы. Я сам себе противен иногда бываю. Хотел пойти на фронт, но меня не взяли. Вялотекущий туберкулез, знаете ли.
Нюрка незаметно усмехнулась. Он что, на жалость давит? Хочет, чтобы она поверила – он здесь просто так и ни к каким темным делам отношения не имеет.
– Так вы здесь… настроение себе поднимаете?
– Не совсем. Я всегда мечтал стать писателем. Одно время даже сотрудничал с «Новым временем».
– А в ресторане сюжет для романа ищете? – продолжала настырничать Нюрка.
– Не для романа. Я, знаете ли, хотел бы рассказать об этих людях. Не о ком-то одном, а обо всех. Вместе они – другой мир, другая вселенная. Понимаете? Я мечтаю запечатлеть эпоху. Сохранить ее для потомков.
Нюрка подняла на него глаза и поразилась – таким вдохновенным было его лицо.
А ведь он не врет!
– Я собираю материал.
– И много собрали?
– Недостаточно, как я недавно понял. Кстати, на эту мысль меня натолкнули некоторые ваши вопросы. В том числе.
– Это какие же? – насторожилась Нюрка.
– Мое повествование будет поверхностным, если я не раскрою тайный мир героев.
– То есть их любовные связи?
– Не подумайте, будто я собираюсь рыться в грязном белье. Отнюдь! Но этих людей… их надо воспринимать не частями, а целиком! Тогда книга получится!
– Получится. Я нисколько не сомневаюсь, – подхватила Нюрка, подумав, что для ее расследования задумка Николая может оказаться весьма кстати.
А что? Ей самой везде не пролезть. Синицкий – дело другое. Он здесь свой. Так что все просто здорово!
Ее лицо вдруг озарила такая улыбка, что у Николая дух захватило.
Какая милая! И главное – понимает его!
– Не согласитесь ли вы, чтобы сегодня я проводил вас домой? – на волне внезапного вдохновения неожиданно предложил он.
– Нет! Зачем? Что вы! – замотала головой Нюрка и вдруг передумала:
– Хорошо. Но только не до самого дома. На углу расстанемся.
Согласный на все Николай кивнул.
Он был совершенно счастлив.
Удивительно, но в этот вечер все как будто способствовало их планам: Тимофей отпустил Нюрку несколько раньше обычного, на улице было тепло и сухо, и – самое важное – за всю дорогу до дома они не встретили никого из знакомых.
Нюрка сказала об этом Николаю и сразу поняла, что снова оплошала.
Поди, думает, что за знакомые такие? Шатаются по городу ночами. Не скажешь ведь, что ее знакомые как раз по ночам и ходят. Преступников выслеживают.
На углу они расстались, и оба подумали, что ни разу в жизни им не было так интересно с другим человеком.