Кукла госпожи Барк

Крестьянская масса Ирана кормит три таких «священных» города-паразита - Кум, Мешед (недалеко от границ советского Туркестана), где находится прах «святого» имама Резы и, наконец, город Кербала (в Месопотамии). Тысячи мулл, ахундов, алимов и прочих бездельников и объедал отлично живут в голодной, нищей стране.

Самолет делает крен и уходит вправо. Темное, мерцающее пятно ползет, расплывается и гаснет в мутно-голубом небе. Мы все дальше уходим в сторону Султанабадских гор. Мой сосед офицер подремывает, изредка сонно приоткрывая глаза. Юноша-купец съежился и посерел. Большеглазая иранка уже свыклась с покачиванием самолета. Иногда она что-то говорит мужу и, видя, что он не слышит ее, улыбается, показывая белые, красивые зубы. Сеоев крепко спит. Его не интересует развернувшаяся картина.

На горизонте растет огромное село Совэ. Оно все в садах, маленькая речушка проходит посреди него. Длинный караван, пыля, подходит к горбатому мосту. Еще несколько минут, и мы пролетим над этим мирным провинциальным городком… Но что это? Взволнованно блестят глаза механика, лицо его побагровело. Пилот оглядывается назад, но механик уже спешит к нему. Юноша-меланхолик испуганно открывает рот, его глаза округляются. В кабинке пилота что-то с силой рвется и брызжет вокруг. Тяжелые капли разлетаются повсюду.

Женщина в страхе закрывает руками глаза. А брызги с новой силой летят вверх, вниз и по сторонам. Самолет ныряет, затем снова выпрямляется и делает над полем небольшой круг. Гул мотора стихает. Пилот выключил его и идет на посадку.

Испуганные грачи разлетаются по сторонам. Из города к самолету бегут солдаты.

Вынужденная посадка. Лопнул маслопровод, и это по существу незначительное повреждение заставляет пассажиров пробыть здесь до утра. Механик, сердитый и молчаливый, угрюмо возится в машине, что-то отвинчивая и протирая, пилот, невозмутимый весельчак, скалит зубы и с удовольствием жует сочные яблоки. Появившийся местный раис-назмие[9] приглашает всех к себе.

- Вот что значит не сделать предварительно истихаре, - говорит иранец в европейском костюме, оглядываясь по сторонам.

- Да буду я вашей жертвой, - кивая в его сторону, говорит второй, - и я, пусть не зачтется мне это в грех, не сотворил истихаре.

Истихаре - это нечто вроде гадания на четках или на коране с одновременным бормотанием молитв.

- Вот, говорите потом, что предсказания «тагвима» (календаря) чушь, - продолжает первый, - ведь в них прямо сказано, что четверг для путешественника плохой день.

- Истинная правда! - соглашается с ним молодой человек, отправляющийся к лурам.

Офицер смеется.

- Вы не верите в истихаре? - удивленно спрашивает юноша.

- Конечно, нет! Все это басни мулл и старых баб, - говорит офицер. - Эти предрассудки тянут назад нашу страну.

Оба иранца молча кивают, но по их лицам видно, что они не согласны с майором.

- Календарь и астрология помогают людям, - говорит один из них. - Вот вы, ага, человек военный, разве станете отрицать влияние планеты Бехрам (Марса) на судьбы войн? Разве вы не верите в то, что Бехрам - планета нехс (скверная)?

- Конечно, стану! Какое влияние может иметь четверг на поломку самолета или небесное светило на войну в Европе? Это чушь!..

- Не говорите, - качает головой юноша. - Всем известно, что Бехрам - это планета кровопролития и войн…

Спор разгорается.

И только повторное появление начальника полиции прерывает ученый диспут между сторонниками истихаре и майором, человеком, по-видимому, новой формации.

Раис-назмие, как и полагается человеку власть имущему, ярый патриот и поборник реформ. Он неумеренно громко расхваливает все мероприятия центральной власти, ругает свергнутого Реза-Шаха, расточая льстивые хвалы «прозорливой мудрости союза великих стран Америки, России и Англии». При этом он старательно глядит на офицера, лениво кивающего ему в ответ.

- Глаза наши просветлели, валлахи-билляхи, как только прогнали этого людоеда Реза. Чем мы были при нем? Меньше, чем пыль. Пхе! Что я говорю, ниже, чем грязь, да будет дух наш вашей жертвой… Туркменские каджары, поработители иранского народа, за сотни лет меньше выпили нашей крови, чем этот деспот, но вот пришло время - и народ, подобно древнему кузнецу Кавэ, изгнал тирана Зохака… На его месте воцарился новый, да будет над ним благословение аллаха, молодой и мудрый Мохаммед Реза-Шах, - неожиданно заканчивает раис-назмие, с елейно-ханжеским видом поднимая глаза на большой портрет молодого шаха на стене.

- М-да! Что и говорить, теперь другие времена, - тянет юноша-купец, - торговля хорошо развивается. Мировая война помогает нам. Торговать начал мой отец двадцать пять лет назад, но дело шло неважно. И вдруг в один день все пошло на лад… тогда, когда был отдан приказ всем чиновникам, купцам и интеллигенции надеть шляпы. В четыре часа триста штук фетровых шляп у отца раскупили.

Офицер смеется.