- Можете чувствовать себя, как в Тегеране, - успокаивает его офицер. - Дороги безопасны, они охраняются конной жандармерией, всюду посты, заставы. Гарнизоны наши есть во всех крупных пунктах края, вдобавок же луры, как вам, вероятно, известно, разоружены после мятежа.
- Да. Я это знаю, - кивает сын купца.
- Господа, заканчивайте посадку, через пять минут отлет, - напоминает дежурный по аэродрому.
Сеоев плотнее усаживается в кресло и закрывает глаза. Бравый сержант не очень любит полеты и предпочитает поспать.
Еще мгновение, и тегеранская земля, желтая и сухая, убегает из-под ног.
Внизу прыгают плоские кровли домов, мелькают площади, пересечения улиц. Четыре ровных шоссе выбегают из столицы, уходя в разные концы страны - на Казвин, Кум, Исфагань и Мешед.
А внизу все еще бежит, клубится и пылит Тегеран. Цветные, мозаичные купола мечетей горят в блеске раннего утра. Сады, аллеи, базар, узкая лента полуигрушечной пятнадцатикилометровой шахской узкоколейки. Вокзал Трансиранского великого пути, арыки, пешеходы, топхане, дворцы - все это пронеслось и сразу же исчезло.
Голая равнина легла под самолетом. Выжженная, плоская, с редкими селами, с чахлой зеленью, она непривлекательна, только снеговая шапка Демавенда, отроги Шемрана да синевшие далеко хребты Мязандеранских гор скрашивают унылый иранский колорит. Самолет изредка потряхивает, тогда молодая иранка испуганно вскрикивает, закрывая глаза.
Самолет идет над равниной. Внизу все чаще попадаются зеленые поля, большое озеро сверкнуло слева, блестит неширокая река, в стороне от нее протянулось белое широкое шоссе, окаймленное деревьями. Оно идет к югу, через Кум, на Исфагань и Кашан.
Отчетливо видны автомобили, ползущие по шоссе, крохотные фигурки людей, пасущиеся стада. Небольшие холмы показываются слева. Это перевал Мензарие.
Отсюда самолет держит курс на юго-запад, в направлении на Султан-Абад. Слева, в голубой дымке, в колеблющейся мгле мерцает неясное пятно. Оно словно приникло к подножию синеющих гор.
- Кум. Город Кум, - говорит кто-то.
Старый, архаический город, цитадель шиитского мусульманства. Здесь находится старинная, вся в красках и позолоте, мечеть, где покоятся шахи, а также сестра имама Резы Хезретэ, Фаттимэ Моссумэ (то есть непорочная Фатьма). Здесь же в изобилии имеются различные духовные школы, медресе, множество святых, алимов, проповедников, раузеханов, толкователей корана, юродивых, студентов богословия и просто фанатиков, одержимых религиозным зудом. В тысячной толпе шныряют сеиды (считающиеся потомками Магомета и потому носящие зеленые чалмы), чопорные хаджи, паломники, совершившие хадж в Мекку, поклонившиеся Черному камню Каабе и гробу Магомета, с важной неторопливостью прохаживаются по темным улочкам «священного» города. Голодные студенты в длинных абах, в чаянии бесплатного обеда, поджав под себя ноги, сидят на перекрестках, монотонно напевая под нос суры (главы) из корана и зорко поглядывая по сторонам, не идет ли какой-нибудь неопытный крестьянин или робкая крестьянка, которым можно продать за несколько грошей исцеляющее от болезней «дуа» или изгоняющий бесов и ведьм талисман. Степенные муллы в сотый раз медленно перебирают зерна своих четок, что-то сосредоточенно шепча сквозь плотно сжатые губы. Глаза их устремлены вниз, они не видят никого, их душа говорит с богом. Потрясенные, застывшие в стороне крестьяне ждут удобного момента, когда почтенный мулла закончит свои беседы с богом и обратит на них свои заплывшие жиром глаза. В потных ладонях бедняков лежат плотно зажатые шаи и с трудом заработанные серебряные краны, которые через несколько минут перейдут в широкие карманы духовных отцов.
Мечети, муллы и сеиды - вот отличительная черта этого небольшого и крайне реакционного городка, в котором на двух жителей приходится один мулла или ахунд. Все наиболее реакционные муллы, известные своей нетерпимостью к новшествам и реформам, - выходцы из Кума, или питомцы его духовных школ. Сюда, как и в Кербалу, привозят мертвецов для того, чтобы они могли в недрах «священной земли» ждать страшного суда. Все это стоит больших денег, поэтому только состоятельные люди завещают похоронить их в Куме, Мешеде или Кербале. Много мечетей, маленький базар и огромные кладбища - вот колорит этого непривлекательного городка. Здесь все охвачено религиозным дурманом, ханжеской имитацией, подделкой под свою собственную Мекку. Сюда по временам совершают паломничество верующие, приходящие издалека. Деньги и приношения текут изо всей страны для того, чтобы сотни жирных, обленившихся бездельников, ханжески закатывая глаза, часами проводили споры и беседы о такой белиберде, как, например, какого цвета был крылатый конь Магомета, Аль-Баррак, на котором пророк возносился на небо, или же какой величины должны быть ногти правоверного шиита, когда он в Мекке прикасается к Бей-Туллаху.