Кубинский зал

Джей хотел сказать, что больше не мог оставаться в Лондоне. Он не мог там жить, не мог работать, не мог функционировать. Бросив работу, он вернулся в Нью-Йорк. Экономический бум пошел на спад, но ему хватило денег, чтобы арендовать ту самую квартиру, где мы сейчас сидели. Несколько позднее Джей нашел место в риелторской фирме и некоторое время занимался перестройкой старых домов из песчаники в лучших бруклинских районах. Это продолжалось до тех пор, пока, проснувшись однажды утром, Джей не почувствовал, что ему не хватает воздуха. Нет, он еще не задыхался, просто ему отчего-то дышалось тяжелее обычного. «У вас падает жизненная емкость легких, — сказал ему врач. — К сожалению, она будет сокращаться и дальше».

И Джею пришлось использовать кислород.

— Я старался обойтись без этого как можно дольше, — сказал он мне. — Я знал, что организм очень быстро привыкает к кислороду и начинает требовать его все больше и больше. Как правило, я чувствую себя совершенно нормально, но стоит мне переработать, утомиться, и мне сразу становится худо. Впрочем, ты и сам видел это тогда, на ферме. В ту ночь я исчерпал все резервы и едва не откинул копыта.

Когда Джею исполнилось тридцать, тело стало подводить его все чаще и чаще. Джей замечал это по множеству мельчайших признаков. Он не мог подняться по лестнице так же быстро и легко, как когда-то. Порой его губы без всякой видимой причины приобретали синюшный, как у утопленника, оттенок, а кончики пальцев немели. С некоторых пор ему пришлось специально думать о том, чтобы дышать. Здоровому человеку трудно себе это представить, но он-то не был здоров, он был болен, и естественное после тридцати сокращение жизненной емкости легких привело к тому, что у не то развилась стариковская одышка. Человек появляется на свет с легкими, объем которых чуть не вдвое превышает необходимую величину. Именно за счет этого запаса люди могут жить с одним легким, и именно поэтому курильщикам, умирающим от эмфиземы, требуется так много времени, чтобы перейти в мир иной. Но когда совокупный объем легких падает до тридцати — сорока процентов от обусловленного наследственностью и физической подготовкой максимума, начинаются проблемы. Дыхание становится затрудненным, легкие не успевают освобождаться от мокроты, которую сами же вырабатывают. У Джея, как сказал ему врач, специалист по легочным заболеваниям, жизненная емкость легких была такой же, как у мужчины, который курил шестьдесят или семьдесят лет подряд — или как у старика, который никогда не курил и ухитрился дожить до стодвадцатилетнего возраста.

Отныне срок его жизни целиком зависел от того, насколько быстро будет прогрессировать болезнь, и даже если Джею не грозил новый несчастный случай, рано или поздно он все равно должен был умереть от удушья. Процесс снижения работоспособности легких мог ускоряться, мог замедляться, но остановить его или повернуть вспять было уже невозможно. Теперь Джей каждые полгода должен был проходить тестирование, чтобы врачи могли рассчитать его объем форсированного выдоха — важнейший показатель, который, как его предупредили, будет только уменьшаться. Особое коварство владевшего им недуга проявлялось, в частности, в том, что на протяжении недель и месяцев состояние Джея могло оставаться стабильным, но потом он мог потерять сразу несколько процентов ОФВ буквально за одну ночь.

— И после того, как ты прожил в Нью-Йорке сколько-то времени, ты вдруг обнаружил, что Дэвид Коулз тоже находится здесь?

— Да.

— Как это произошло?

— Как-то ни с того ни с сего я взял да и позвонил в его лондонский офис. Полагаю, мне просто стало любопытно, что он поделывает. Там мне сказали, что теперь он работает в другой компании, и дали новый номер телефона. Я позвонил — и мне дали еще один номер. В конце концов мне удалось убедить его бывших коллег и их секретарш, что у меня есть к Дэвиду выгодное предложение — сделка, о которой ему следует знать. В общем — наврал с три короба, и в конце концов мне сказали, чем он занимается и где его можно найти. Честно говоря, мне было жаль парня — ведь его жена погибла, возможно, из-за того, что спала с другим, и вместе с тем я им восхищался. Дэвид Коулз не раскис, не спился, а взял себя в руки, женился во второй раз и основал собственное дело. Ему даже хватило капитала, чтобы перебраться из Лондона в Штаты.

— А что ты почувствовал, когда узнал, что Дэвид Коулз в Нью-Йорке?

— Уверенность.

Я уставился на него.

— Уверенность, что найду Салли.

— И ты купил здание на Рид-стрит.

— Точно.

— Зачем?

Его глаза сразу посуровели.

— Из любопытства.

Его ответ — и тон, каким он это сказал, — не на шутку меня обеспокоили, и я сразу вспомнил, с каким поразительным дружелюбием он беседовал с Дэвидом Коулзом, когда мы зашли в «РетроТекс» на следующий день после покупки здания. Теперь мне было ясно, что все это была показуха, обман чистой воды. Несомненно, пересмотреть условия аренды и снизить Коулзу арендную плату Джей тоже решил неспроста…

— Ты прослушиваешь его телефоны? — спросил я. — Должно быть, подключился к линии откуда-нибудь из подвала.