Куб

Близилась дата дня моего рождения - 4 апреля. А. и Олег (последний - особенно) были полны организационного задора. На заре нашей винтовой практики каждая варка предвкушалась как светлый праздник, начало веселой романтической игры. Моим компаньонам было нелегко терпеть две недели до заветной даты. Меня же тоже порой охватывало смятение чувств при мысли о том, что очень скоро я познаю всё как есть. Я даже скинулся деньгами, хотя вообще-то куб раствора мне должны были вручить в качестве подарка ко дню девятнадцатилетия. Целый куб! Я настоял на том, что это должен быть именно куб, чтоб уж как следует распробовать на сей раз, безо всяких обломов. Мы десятки раз обсуждали тонкости организации грядущего праздничного сейшена, договаривались и передоговаривались, находя, видимо, в этом словесном онанизме некую тень удовлетворения наших низменных потребностей.

Свой девятнадцатый день рожденья я решил отметить в очень узком дружеском кругу. Приглашенных насчитывалось всего четверо: Олег, А., старина Паша Е., а также ещё один наш бывший одноклассник Костя Осипов (миниатюрный тщедушный паренёк, ничем особо не занимательный; студент мединститута; к наркотикам, как ни странно, отношения не имеет). Из района никого больше видеть мне не хотелось, а приглашать друзей из МГУ или с дачи на винтовую вечеринку мне ещё больше не хотелось - кто бы то ни было трезвый мог быть в этом кругу лишь инородным телом, мы были бы стеснены в разговорах, чтобы не афишировать это моё новомодное увлечение, в общем гармония была бы нарушена. Паша Е., ещё не посвященный в наши винтовые махинации, был однако же человеком свойским и понимающим, к тому же не склонным трепать языком, так что его присутствия можно было не смущаться. Кандидатура Кости Осипова возникла потому, что в целях поддержания общей компанейности был необходим собутыльник для Паши Е. - мы трое пить не намеревались, предпочитая более едрючие радости жизни. Была ещё у меня идея пригласить в гости старого дружка Рому (см. главу 2), но то ли я до него не дозвонился, то ли в итоге забыл или передумал - так или иначе, Ромы на сейшене не было, хотя, думаю, он-то как раз был бы не лишним.

Вообще же обращает на себя внимание то, что чем больше я втягивался в винтовую жизнь, тем больше я замыкался в кругу А. и Олега плюс специфические знакомые типа Серого и Дениса. Да, впоследствии я оброс новыми знакомствами, но почему-то все (все до одного!) эти мои новые знакомые были опять-таки из числа тех, кто не прочь кайфануть. Тезис о том, что употребление винта повышает уровень общительности и коммуникабельности и способствует приобретению новых знакомств оправдал себя лишь применительно к узкому кругу таких же торчков.

Что же касается всего остального мира, то знакомств с трезвыми людьми за этот винтовой год у меня ничуть не прибавилось. Скорее наоборот. С началом этой новой потусторонней жизни я стал постепенно отдаляться от друзей по университету, по даче. Меня перестало радовать общение с ними, перестало радовать всё то, что радовало их, чему я радовался ещё совсем недавно вместе с ними. Мне стало казаться глупым и неинтересным привычно пить пиво в университетском гастрономе, по старинке жизнерадостно бухать у дачных костров. И я перестал пить пиво после (или вместо) последней пары в МГУ, за всё лето только на один week-end приезжал на дачу... Я был носителем тяжелого загадочного знания, обладание которым на начальном, "романтическом" этапе винтовой практики ограничивало мои коммуникативные горизонты лишь ближайшим окружением таких же посвящённых. Новая игрушка затмила всё, вклинилась на первое место в иерархии жизненных ценностей, что, разумеется, повлекло за собой сужение, мутацию круга знакомств, замыкание в пределах сумрачного наркомирка .

Забегая вперёд, скажу, что эта вполне естественная общественная экзальтация длилась у меня недолго. Очень скоро я уразумел и прочувствовал, что довольно-таки противно общаться с одними только химическими мечтателями - надо всё же водить время от времени дружбу и с трезвыми особями. И постепенно всё встало на свои места: я научился совмещать существование в двух мирах - обычном, официальном мире здоровых людей и в мире муток, варок и запаха яблок. Очень скоро я осмелился рассказать некоторым из моих трезвых друзей о своём новом хобби, и это во многом способствовало уменьшению бремени непростого знания, которое я тягостно носил в себе, это помогало мне общаться с "неупотребляющими". Хорошо ещё и то, что те, с кем я делился всей этой своей душевной копотью, оказались достаточно надёжными людьми и не стали афишировать эти сведения. Вообще-то, есть такое правило: "как можно меньше трепись о своих наркотических подвигах с трезвыми людьми - это чревато неприятностями". Скорее всего, это верно. И тем более меня обнадёживает то, что для меня мои откровения пока что неприятностями, слава богу, не обернулись.