Кто ответит?

Чай был крепок - старик не жалел заварки, очевидно, сказывалась тюремная привычка. Матерый, сплюнув, долил в чашку кипятка, надкусил бутерброд с толстым ломтем пресной баночной ветчины.

- Акимыч, - позвал негромко.

Припадая на хромую ногу, изувеченную автоматной пулей при попытке побега из лагеря, старик вошел в кухню. Вздыбил кустистые брови. Молчал. Чуял - предстоит разговор.

- Акимыч, - Матерый увлеченно жевал, - придется нам вскорости расстаться. Сыграна игра, на отдых пора, на дно, а на нем знаешь как отлеживаться: друзья по прошлому - без надобности, стремно.

- Спалился, значит, - угрюмо молвил старик, громоздко усаживаясь на изящную кухонную табуреточку.

- Не спалился еще, но тяжело в природе, грозу ощущаю близкую. - Матерый сел к нему вполоборота, уставившись взглядом в пол. - Дачу продаю. Не хочу, душой болею, но надо...

- Дно-то... надежное, мутное? - глухо спросил старик.

- Э... - болезненно покривился Матерый. - Кто ж знает? Вроде... Ну да ты мне тут не советчик, о другом давай толковать... Жилье в городе у тебя есть. Теперь. Сколько денег надо, скажи? Вообще, какие проблемы? Без связи будем, а я не хочу, чтоб...

- Вот чего боялся я, Лешка... - Старик надсадно закашлялся. - Вот чего... Надеялся я... крепко надеялся: на верные ты стежки вышел, с большими людьми отношения заимел, ну, думал, пронесет... Машка тут появилась - ладная деваха, уважительная. Ну, мечтал в дедах походить...

- Приметный ты больно дед, в том и беда, - сказал Матерый откровенно горько.

- Точно. Не набиваюсь. Ну а срок-то какой набрал?

- Выше крыши. И еще раз. И еще раз два. А то и вовсе со счета собьешься. Астрономию в самый раз изучать, чтобы, по Млечному гуляя, не заблудиться.

- Сегодня отрываешься? - Старик встал, направился к двери.

- Нет... Так, готовлю тебя, чтоб по чести...

- Ясно. Денег не надо. Или пусть они залогом станут - те, что дать хочешь. Залогом, что навестишь еще, не забудешь. Ты ж мне как сын, Лешка... Беда в пахане твоем: вор я был, вором и остался, хоть пятнадцать лет уже не грешу. А тебя жизни научить не мог, не знал я ее, жизнь. А когда узнавать случай сподобился, поздно было, мозги уже закаменели в дерьме... Так что не серчай на меня, хотя... из-за меня же все это...

Он еще постоял у двери - спиной к Матерому, будто размышляя о чем-то... Сгорбленный, с палкой под мышкой, разведя локти рук, неловко засунутых в карманы пиджака. Затем ушел.

Матерый в отрешенном раздумье поднялся из-за стола. Скрипя зубами от бессильной, раздирающей душу тоски, спустился вниз, в подвал, в бильярдную. Зажег свет, достал кий, принялся зло и упрямо, не целясь, гонять пестрые капризные шары по зеленому сукну.

“Вот так и жизнь, - думалось с яростью, - бьет, колет в бока острым, все в лузу загнать норовит и с другими столкнуть: свояками, чужими... Кто дуриком в лузу, кто под действием силы... Э-эх!”

Переломил кий о колено, бросил на пол без жалости - не его, считай, уже бильярд, чего жалеть, хотя бы злостью себя потешить задарма.

Поднялся в спальню. Грустно усмехнувшись, оглядел тщательно заправленную стараниями старика кровать. Вздохнул устало. Переоделся. Из погреба взял три бутылки коллекционного вина, балык. Сегодня в последний, вероятно, раз он ехал в гости к Хозяину. Для решающего разговора, в котором вино и балык ничегошеньки не решали. Как бы только за издевку не принял Хозяин эти гостинцы. Он бы, Матерый, такому вот визитеру за его новости балык навроде кляпа в пасть заправил, а бутылками - по башке! В ответ на соблюдение правил хорошего тона..

И вдруг возникла надежда: что, если не все проиграно? Если торопится он с выводами? И ни к чему Акимыча был дергать, и самому мучиться, и к Хозяину ехать, нервы трепать обоим? Если не так и страшно все? Бывают же нераскрытые преступления... Сплошь и рядом! Глянь, да и закроют прокуроры провисшее дело, и он дела закроет, вообще - мир и дружба с этим охотящимся за ним миром... Нет. Он не страус, прячущий головенку с куриными мозгами в теплый песочек от опасности. Он волк, опасность упреждающий, чующий само ее рождение, и обманывать себя не вправе. Безмятежность и иллюзии против его природы, против достоинства и инстинкта. Пусть волчьих, но таким Бог создал... А люди все довершили. В соответствии с тем, что положено свыше.

Или детство виновато? Вряд ли... А если и да, какая разница, он уже ни о чем не жалеет. Он уже привык... так.

Из материалов следствия

На ваш запрос сообщаем: