Ксенос и фобос (СИ)

— О, Дашка! Аникина! Смотри ребята, «наш корр» идет! — послышалось от курилки, но она только отмахнулась, простучала мокрыми каблуками по коридору и толкнулась в дверь заместителя редактора.

— Петр Николаевич! — зашумела, заблажила Дашка с порога. — Это как же понимать? Кто вам дал право? Это просто некрасиво, в конце концов! Нельзя же так меня подставлять! Я же человек — чего надо мной издеваются! Я требую опровержения!

Петр Николаевич Корнилов, бессменный многолетний заместитель редактора молодежной газеты поднял голову от макета свежего номера, на котором вымерял линейкой размер какой-то фотографии и задумчиво посмотрел на молодую внештатницу.

— Даш, а ты, знаешь, молодец. Такой материал выдать, да так вовремя…, - спокойно и тихо проговорил он, одновременно чуть-чуть сдвигая какую-то фотографию в сторону. Перевел взгляд на макет, прищурясь, сдвинул фото еще немного, приложил линейку, кивнул сам себе, снова поднял глаза на Дашку.

Та стояла, хватая воздух ртом от возмущения:

— Я? Это я — молодец? Мой материал? Да вы же сами его сняли месяц назад!

— Сам снял, сам и поставил. На то я тут и сижу, вот в этом кабинете, — он обвел пальцем вокруг себя, показывая, что вот он, кабинет.

— Да вы хоть понимаете?

— Даша, милая моя девочка, я понимаю гораздо больше тебя. Я так скажу: вот ты принесла мне этот материал еще в январе, а я его не пустил. Почему? А?

— Ну, и почему? — повторила та.

— Потому что — не время было тогда. Ясно?

— А сейчас, выходит, время?

— А сейчас — самое время. Сейчас этот материал очень своевременен и даже нужен. Он проверен. Он вычитан. Он разъясняет…

— Да кем он проверен, Петр Николаевич? — прервала его Дашка. — Там же ошибка на ошибке! Там же…

— Эх, молодежь… Кем проверен… Кем надо проверен. И кем надо одобрен. И кем надо дописан, и кем надо поправлен. Тебе бы радоваться, молодой, — вон какой подвалище. Звездой не звездой, а звездочкой нашей стала за один день…

— Я уже ничего не понимаю, — упала на стул Дашка. — Я сейчас, наверное, плакать буду… Я же…

— Даша, — мягко, как с больным человеком, говорил Корнилов, — успокойся ты — все в порядке. Твой материал одобрили на самом верху. И поправки внесли там же. Радуйся, дурочка. Да, и не забудь зайти к бухгалтеру. Гонорар-то — ого-го!

— А вот мне сказали, что все это — мои выдумки, — приподняла Дашка плечи.

— Девочка, ты мне этого не говорила, хорошо? А я не слышал. Мне не интересно, кто и что и особенно — где тебе говорил. Главное на сегодня — твой материал стал той самой бомбой, которая опять подняла наш тираж и наш авторитет. Город сегодня читает нашу газету. Город читает и обсуждает. И завтра они все тоже пойдут и купят нашу газету. И это — правильно. Всё, Даша, всё. Иди и получай свои деньги.

Он снова склонил над макетом свою седую многоопытную голову.

А она пошла в бухгалтерию. Ну, а что? Посидела еще минут пятнадцать в кабинете заместителя редактора. Отдышалась, успокоилась и даже успела просмотреть, наконец, что же за материал-то вышел в газете под ее именем. Это было не совсем то, что написала она. То есть, совсем не то. Слов и фактов было больше. Гораздо больше. А вот те факты, про которые ей сказали, что выдумки все это, так тех и вовсе не было в тексте. В общем, идея была ее, наполнение — чужое, но в кассе лежали реальные деньги — ее гонорар. И не маленький по сравнению с обычной мелочью за небольшие новостные заметки.

«Ну, что ж, — вздохнув, подумала Дашка. — Краткость, как говорится, сестра таланта, но тёща гонорара. Пойду поить коллег. И Ирке ведь было обещано…».

* * *

В этом мутном кошмарном сне за ним гнались с собаками. Виктор долго уходил от преследователей по темным незнакомым окраинным улицам, делал неожиданные повороты, скидки, петли, закрывал за собой какие-то двери, прислонялся в изнеможении к холодной кирпичной стене горячим лбом, но почти тут же слышал приближающийся лай собак, шум толпы, и снова срывался в бег. Ноги тяжелели, дыхания уже не хватало, стучало в висках. На вдох, на полный вдох не хватало сил. Давила головная боль. Как будто на каждом шагу кто-то бил сверху тяжелым мешком с крупной дробью. Он так это чувствовал, что с дробью, а не с песком, потому что коже тоже было больно. Но останавливаться было нельзя, потому что сзади, слева, справа и уже даже будто и где-то не очень далеко впереди был слышен лай собак, заполошный, атакующий, все приближающийся и приближающийся. Надо было бежать, заставляя себя переставлять ноги в страшно тяжелых ботинках. Хотелось снять их, сбросить. Казалось, что без ботинок сразу станет легче бежать. Но было некогда остановиться, не было времени наклониться, распустить шнуровку. Надо было бежать — потому что иначе догонят. С собаками — наверняка догонят. Что будет, если догонят, он представлял себе хорошо. Картины самосудов, снятые на видео, и те, что он видел сам, стояли перед глазами. А теперь гнали его. Вперед, вперед…

…