Ксения

Он, скудный безместный дворянин, пришедший только что на Москву, и она, пресветлая дева, ставшая царевной московской. Страдание мучило его неуемно. Ему хотелось видеть ее снова, взглянуть на мгновенье, окунуться в черный омут ее взгляда. По с той поры, как стала Ксения царевной, затворились все двери ее покоев, завесились окошки шторками, великою тайною для народа покрылась ее жизнь. Нельзя видеть царевну, обожжешься взглядом, а хуже того, нашлешь какую напасть. Скрытно, окруженная своими боярышнями, скользит царская дочь по кремлевским переходам. Однажды, перепутав роспись ходьбы, наткнулись на нее царские стольники. Был целый розыск. Как посмели встретить неприкосновенную деву, как дотронулись до нее холопьим взглядом? И один стольник лишился чина.

Но он не мог о ней позабыть. Она поселилась в его душе, как образ пречистой девы, и вытравить его недостало сил. Падал перед иконой божьей матери, молился: «Матушка-заступница, избави от страсти, от погубы напрасной, нет мне, холопу, к ней дороги-пути». Просил и Настасью-узоразрешнтельницу, чтоб сняла оковы с души. Но молча внимали святые девы и не давали ему избавленья.

А кто ж он такой, чтоб зариться на царевну? Дворянин худородный из Галицких мест. Отец на Москве в стрельцах служил, да сильно гулял и в некий день на Кукуе до того упился, что криком стал поносить еретиков поганых, нечистых люторов, которые будто мертвечину лопают, на крест плюют, с удавленниками целуются. При этом грозился громить кукуйский костел и всю слободу люторскую пожечь.

А немцы, голландцы да шведы молча смотрели на разгулявшегося стрельца и потягивали свой доббель-кейт, двойное крепкое пиво. Но когда уж вспрыгнул стрелец на стол и плюнул в люторову грамоту, что на стене висела, не выдержали, схватились за ножи. Так и погиб бесславно стрелецкий сотник.

А сын его да мать-вдова пребывали в бедности. Крестьян у них и до того было семеро, а тут последние разбежались, не дожидаясь юрьева дня. Есть было нечего. Собрала мать узелок, и потащились пешком на Москву, где родня осталась.

Семейка Ефимьев принял их нехотя, но то оказалось благо, поскольку Ефимьев ученый был дьяк и мальца захудалого обучил грамоте да словописанию. На удивленье охоч до грамоты оказался стрелецкий сын. Познавал все быстро, рука вела ловко, и книг переписал немало, в которых сказывалось о разных народах, странах и событиях удивительных.

Прослышав о способном юнце, взяли его сначала бояре Романовы, а потом князь Черкасский. И в этих домах видел он книг великое множество, читал, переписывал, внимал разговорам о царских делах, поскольку знатные люди бывали в доме, те, что в думе на большой лавке против царя сидят.

Впервые слыхал тут о Ксении. Черкасского дочь тоже Ксенией звали, была она смуглой восточной красавицей, и вышел однажды пьяный застольный спор, чья Ксения краше. Вежливый гость брал сторону Черкасских, и только Федор Романов, любимец Москвы, боярин, стукнул кулаком по столу и сказал:

— Лунолика дочь твоя Ксения, а луна пресветлая дева небес, но в ночное лишь время. Днем же ищи солнце. Солнце с луной не местничают, всякое светит в свой час.

Не прямо сказал Федор, в обход, но все поняли, что выбрал он Годунову. И князь Катрыев-Ростовский восхвалял дочь правителя. Как говорит она сладко, как стан при ходьбе ведет, как обходительна да ласкова, что грамоте учена да в шитье искусна. А уж как поет! Голос серебрян и звучен. И сказал еще про улыбку:

— С улыбкой той чувствую сладость в душе.

Не только грамоте да писанью продолжал учиться он в знатных домах. На охоту ездил с князьями, зверя гонял, проявлял в этом ловкость и силу. С рогатиной ступал на медведя. Обликом он не вышел, низковат, слишком широк в плечах и толст шеей, руки имел длинные, ухватистые и однажды удушил матерого волка. И все таилась в душе обида на свою судьбу, на худородство, ибо видел, что многие чванные бояре ниже его но уму да знаньям и многих одним словом засунет за пояс, а одной рукой скрутит и бросит к ногам.

И вот еще Ксения. В особенности понял свое ничтожество, когда горячий ее взгляд высек в душе искру. Недосягаема, недостижима и оттого желанна больше в стократ, чем любая другая. И Ксения вошла в него огненной думой. Ничего не хотел более, только смотреть на нее, только слышать голос, какого не доводилось слышать ни разу.

С утра до ночи стал думать, как подступить. А тут еще было ночное виденье. Явился к нему во сне изможденный старик и сказал: «Смотри, как страдаю я оттого, что пуста душа моя и кто бы наполнил се, но не знаю чем». И тут вышла дева в сияющем белом и сказала: «Наполню я душу твою своим взглядом». И посмотрела на старика. Тотчас преобразился он в прекрасного юношу, богато, по-царски одетого, и в руке он держал скипетр.

Долго ходил с воспоминанием об этом сне, а потом понял и сказал себе: «Душа моя наполнена ее взглядом. Теперь я не тот и не простой смертный».