Крысиная башня-2

Потом та тётка со слащавым голосом, зазывающая «чаю попить»; от которой ясно пахло опасностью. Больница. Ужасно вонючие и пыльные матрасы… сейчас она как-то уже и притерпелась к запаху; можно сказать — адаптировалась. Господи, как же нос мёрзнет; надо было кроме платка ещё шаль взять; у неё же есть, оренбургская — подарок дистрибьюторов. Сейчас бы замотала лицо; она тонкая и тёплая, пуховая… не подумала.

Хотелось ещё полежать в относительном тепле. Привстав, стала подтягивать на себя сползшие матрасы; вспомнила, как Сергей, сын, спал в палатке, утеплённой сверху — и ему нравилось. Наверное вчера надо было не наваливать на себя эти вонючие комки ваты, а обложить ими одну из кроватей, сделав подобие тёплой палатки… Может и так. Как там Сергей… нет-нет, не думать, не думать! Кстати, почему она видит их, эти матрасы; вроде бы должно бы быть ещё темно; вон и окна тёмные. А, да — вчера, засыпая, она не выключила лежавший рядом фонарик; и он по-прежнему светил в стену, давая рассеянный неяркий свет на всю комнату.

Это зря; батарейки надо беречь; ишь как та женщина сразу запала на фонарик… хотя с чего бы беречь — она же не собирается тут… тут жить. В этом темноте и мраке. Всё наладится. Вскоре. Конечно наладится. А без света очень уж страшно.

Повозившись, она попыталась опять уснуть, хотя бы задремать, — и это почти удалось; но тут ей приснился рынок, морозилка, та груда тел; и рыхлая тётка с торчащими светлыми как пакля волосами в похожем на Ирин джемпере; и что она стала возиться, стараясь подняться — вскрикнув, Лена окончательно проснулась и уже дальше не могла уснуть, сон пропал окончательно.

Выпростав запястье из рукава, постаралась рассмотреть на наручных часах сколько время. Темно, циферблат и стрелки слишком мелкие. Вспомнила, как Олег купил сам себе «подарок» на юбилей — швейцарские часы с тритиевым, кажется, светящимся в темноте циферблатом — очень удобно, в полной темноте-то… Тогда она его высмеяла и даже, будучи вправе, отругала — напрасная трата немалых денег; а часы «как компас» здоровые, — ни под костюм не оденешь, ни под сорочку, — обычное «военизированное недоразумение», на какое Олег только и западал…

Даже посветив фонариком на циферблат, не смогла рассмотреть время — глаза со сна и после полумрака ещё плохо видели, — ни то пол шестого, ни то и пол пятого ещё. Собственно, какая разница. Всё равно сна уже не было; да и страшно было закрывать глаза — вдруг та тётка опять приснится; начнёт привставать, повернётся… её передёрнуло.

Повозившись, выбралась из-под матрасов. Уселась на них, прикрыв колени полами пальто и одним из матрасов, задумалась — куда теперь?..

Впрочем раздумьям помешали голод и жажда. Пить хотелось даже больше чем есть. Вспомнила — она же вчера так ничего и не пила, после ухода из Башни.

Появилось инстинктивное желание пройти на кухню и достать из холодильника кувшин с морсом… Холодильник на кухне был отключён, и использовался, напротив, не как холодильник, а как «температурный шкаф» — туда ставилось что-нибудь горячее, и из-за теплоизоляции не остывало в ноль. Если с вечера — то утром иногда было и тёплое ещё даже…

Какой холодильник, какой морс!.. Она теперь здесь, одна; а Башня… может и нет уже никакой Башни, никакого дома. Для неё-то точно — нет.

Встала, подобрала сумку, вышла из комнатки, побрела по этажу, подсвечивая фонариком. Страха перед темнотой, как вчера, уже не было — было чувство, что она тут точно одна. Даже крыс нет — нечего им тут жрать.

Как пить-то хочется! Что ж она вчера ничего не взяла с собой попить… Впрочем, много чего не взяла.

Брела в полумраке, подсвечивая фонариком, но так, чтобы луч даже случайно не попадал в окна. Появилась какая-то иррациональная надежда, что сейчас она найдёт что-нибудь попить… Ага, как же, что тут найдёшь…

Луч фонарика высветил дверь с обозначением женского туалета. Да, надо. Открыла дверь…

Нет, прежняя брезгливость, «до-БП-шная», как выражался Олег, давно прошла; и писать-какать в полиэтиленовый мешок, закреплённый в недействующем унитазе, было уже давно привычно; но такого… Видимо, больница как-то функционировала ещё какое-то время, когда окончательно перестали давать воду, и, соответственно, перестала работать канализация; унитазы забились, и… нет, это что-то страшное. Боже-боже; какой ужас; как же люди могли до такого дойти; ведь люди же… Как же они тут ходили, ведь входили же как-то… Хорошо ещё, что экскременты замёрзли, и почти не было запаха. Нет, чтобы оправиться здесь не могло быть и речи.

Прошла в одну из палат; устроилась на решётчатой койке; вместо туалетной бумаги воспользовалась носовым платком… Мельком пожалела платок — надо было вернуться в кастелянную, взять для подтирки вату с матрасов; хотя чего уж теперь… Да и вата там такая страшно-вонючая, что ею подтираться… а, ладно.

Пить. Да, зима же. Олег говорил, что те бомжи… ну те, что съели Графа, — они за водой не ходили, а топили на печке снег. Тут тоже снег должен быть — вот, хотя бы на подоконниках, чтобы из здания не выходить. На нижних этажах были же разбитые окна…