— Да… Я месяц скоро жила вот с детьми в старой бане на огороде… Спрятались там. Он, Борис Андреевич, убить ведь хотел её, Анечку. Её родители ведь на Пригорок к вам ушли; я знаю — их он, Борис отправил… А потом, когда старший Михайлов, вот в Новый год, помните? — когда он пришёл и пострелял там… и убили его… Борис Андреевич хотел Анечку зарезать. И зарезал бы, я знаю. Но я с ней и с Верой в баньке спряталась, следы замела…
— Как же вы жили??
— …Продукты с собой взяла, одежду. Они там не искали — мы ведь не выходили вообще; и печку не топили… Они решили, что мы в лес или на Пригорок ушли! Не искали нас там… А мы всё это время в баньке жили. Снег с порога только собирали, топили. Печку на разжигали; только ночью совсем-совсем маленький костерок, из лучинок… Там никаких следов не было; нас и не искали…
Она с мольбой опять взглянула на Вовчика:
— Не наказывайте меня, пожалуйста! Я ничего такого не делала; это всё он! И — не муж он мне…
Кто-то ахнул; Вовчик удивлённо осведомился:
— Как так «не муж»? А кто??
— Сосед… — поведала та, — Просто сосед по лестничной площадке. В Мувске рядом жили. Я — одинокая была; вот — с дочкой. А он — он не Борис Андреевич вообще-то. Он… в общем, не его это имя. Он в театре играл, в Мувском Драматическом; служил там актёром. Жена у него была; ребёнок — мальчик. Потом… потом, «когда всё началось», они уехали куда-то. Когда, помните, всё по талонам стало. А он остался. Тоже бедствовал сначала. А потом… а потом у него стало покушать появляться. Консервы там, крупы. Даже конфеты и шоколад. Даже нам давал. Только не конфеты, — он сам очень сладкое всегда любил… А потом он мне предложил… Сказал, что есть возможность уехать в эвакуацию; что это далеко и безопасно. Что там бандитов нет; свежий воздух; и кушать много… что у него возможность есть организовать. Только чтобы с семьёй. Ну и… он предложил мне женой назваться. И чтобы его звали Борисом Андреевичем. А так он — Артист; его в подъезде так и звали все. А Вера как бы чтоб как его дочка. Ну и… я согласилась. И… вот жили тут.
Она с мольбой смотрела на Вовчика.
— Я сама бы давно убежала; как узнала… ну, на что он способен. Сначала только догадывалась, а потом… Но он сказал, что мы далеко не уйдём, что догонит и… Из-за Веры вот и жила только… там, не с ним. Он — с Мэгги в основном… из-за Веры; и вот, потом ещё из-за Ани. У него с её папой были какие-то договорённости; это ведь он их на Пригорок отправил! А потом, когда он на Новый Год их пострелял, и они его убили — я сразу поняла, что он Анечку зарежет… и спрятались мы. Я давно еду в баньку носила; осторожно только; когда снег шёл, чтоб следы…
— А где, где он сам сейчас?? — перебил её Вовчик, — Этот Борис Андреевич, который Артист??
— Так ушёл же… — она пожала плечами, — Вы же его и отпустили…
— Как!.. — поразился Вовчик, — Что значит «отпустили»?? Его же не было в доме — мы там всё обыскали; и подпол тоже! Только старик этот, что за домом следил.
— Какой старик… Это же он и был…
— Он???
— Ну да… Я смотрела в окошко. Как вы уехали, он засобирался. Вышел — переоделся, взял рюкзак. И ушёл. В лес. Хотя хромал. Вы его не узнали, наверное? Он же артист… Он, когда с Мэгги, я видела… он очень разный мог быть; прямо преображался весь; а если ещё грим, борода, усы… У него с собой целая косметичка была, и коробка с париками. Я его иногда сама узнать не могла…
Она перевела дух и продолжила:
— Я сначала не выходила; думала вдруг он вернётся. Потом, через некоторое время, Альберт пришёл; и тоже хромал. Потом он тоже вышел; с мешком; — и ушёл. Тогда мы с девочками пошли вот… к вам. Не прогоняйте нас, пожалуйста!
Все молчали. В толпе кто-то тяжело вздохнул.
— Так что, — там сейчас никого нет? В доме? — уточнил Вовчик.
— Нет…
— Первая тройка — к дому старосты! — скомандовал Вовчик, — Ах да, вы же не знаете, где это. Адель, тогда лучше вы с Белкой туда. Осмотрите там всё. И будьте в доме. Вдруг вернётся. Ах, как же мы так!..
— Артист же… — пожала плечами «жена» старосты.
ЯВЛЕНИЕ
Это была неприятная новость — что староста остался жив. Честно говоря, Вовчик, чувствуя за старостой какой-то нехороший «хвост»; что-то тёмное, грязное, и, возможно, кровавое; особенно после такого подозрительного «самоубийства» Надьки, очень рассчитывал, что его убили во время атаки на Пригорок — пленные тогда ещё, вчерашним вечером, уже сказали, что Гришка погнал на штурм всех, без исключения. Надеялся, что найдут его тело в какой-нибудь окопной норе. А он видишь что! — всего-то охромел. И так ловко провёл их! И сейчас, небось, удрал уже… Это понятно, что по зимнему лесу сейчас идти не то что летом в парке прогуливаться, — но если на лыжах, да с припасами… Эх, надо было кого-нибудь на охрану оставить — да кто же знал! Думали, старик присмотрит; а он видишь… Теперь преследовать его по лесу было, конечно, бессмысленно — скоро ночь. И, главное, опасно! — терять ему нечего. Ах ты ж чёрт!..