— Ясно… — резюмировал Владимир, — И с Аделькой там же сразу и договорилась, чтоб не выдала?.. То-то и её поведение мне показалось странным… Но она вообще отмороженная; понятно, что с ней можно было договориться… без труда. Нет, ну ты даёшь, сестрёнка…
— Я тебе ничего такого не говорила!! — ощетинилась Элеонора, — Это ты сам всё выдумал! А Матюшкин этот… говорю тебе — он сам подставился! Так ему и надо. Как Олег Сергеевич говорит: «Сейчас каждый решает свои проблемы». Свои и «своих». А Матюшкин — он нам ни разу не «свой»! Он с нами и вообще-то случайно попал; только что его не успели вместе с его дружками там, в Арсенале, успокоить! А сейчас… судьба, короче. И…
— Что «и»? — подбодрил её Владимир.
— И… так и лучше. Пошёл он!.. Мало ли что он мог сболтнуть, и кому. А мне, мне это не надо. Я, может, отношениями с Толиком дорожу! Мало ли что!..
— Ясно… — опять сказал Владимир, — Всё ясно. Можешь не продолжать. Нет, я понял, что «ты тут не при чём»; понял, понял я!.. Ладно. Действительно, кто нам этот Матюшкин?.. Но… ты здорово изменилась, сестрёнка!
— Я знаю. — согласилась Элеонора, — Я теперь другая. Не как полгода назад. И ты тоже. И — все. Я теперь не Элька, у которой любящий папа-бизнесмен и брат в Америке. Я теперь… я — Белка. Боевой позывной. Вот так вот, братишка. Или, как говорит Толик, «брателло!»
Решив, что разногласия улажены, она улыбнулась, глядя на брата. Владимир улыбнулся в ответ. Действительно, кто им этот Матюшкин?.. И — действительно; все мы за эти полгода сильно изменились!
— …я сказал! — с продовольствием поможем! — продолжал вновь и вновь объяснять Вовчик, — Но чтоб просто так «давать» какой-то «паёк» — не будет такого! Организуем питание. Столовую. Кто трудодень отработал — будет кушать. Кто нет — сами выкручивайтесь!..
— А нам дадите чего-нибудь?.. — донеслось из группы отдельно стоящих оборванных мужиков и парней; «мобилизованных» за различные провинности; и до последнего времени живших в траншеях и палатке на полевых позициях.
— Вова, им бы чего-нить дать с собой покушать — и пусть идуть! — вылезла с предложением бабка Никишина, — А то ить… пришлые! То их хоть Гришка да Витька «держали», а теперь ить… Кто как, — а я теперича запираться покрепче буду, да топор наготове держать!
Она оглядела притихших односельчан; и, вновь сосредоточившись на Вовчике, льстиво продолжила:
— И, можит, отпустите унука-та моево?.. Внучка-то? Хоть какая защита будит! — чтоб мущщина в доме!..
Вовчик бросил взгляд на старуху Никишину с семейством; мелькнула мысль — а не устроить ли «продразвёрстку»?.. Не слишком ли некоторые решили «успешно выживать» и «при любой власти»? Ладно, это потом обсудим…
— По вопросу что и как «дать с собой» тем, кто решит уйти — решим… Завтра. А сейчас…
КОЕ-ЧТО ПРОЯСНЯЕТСЯ
— Ах! А-ах!! — раздалось в толпе. Люди раздались, пропуская какую-то женщину; тепло, как кочан капусты, одетую; с головой, замотанной в кучу платков… Она медленно шла через толпу, ведя за руки двух маленьких, так же закутанных в несколько тёплых одёжек, детей. Девочек.
— Что? А, что?? Что такое?? — со сторон стали проталкиваться те, кому не было видно.
— Да это же Галина! Да Галина — жена Бориса Андреича! — раздалось в толпе; и толпа раздалась ещё шире, пропуская её с детьми вперёд. Расступались во многом испуганно; как если бы вокруг этой невысокой женщины ещё была некая пугающая атмосфера; сфера, наполненная влиянием старосты, которого с некоторых пор в деревне боялись уже на подсознательном, каком-то мистическом уровне.
— Жена?.. — Вовчик напрягся. Если жена старосты здесь — то, стало быть, и сам он где-то неподалёку?? Он опасен! — подл, коварен и очень опасен! Пока его не видели мёртвым, надо исходить из того, что он жив и может как-то нанести удар в спину! Но — охрана, «боевые тройки», расположившись по периметру площадки, были спокойны.
— Ну-ка, пропустите их сюда!
Закутанная так, что видны были только глаза, женщина прошла к Вовчику.
— Галина??
На него сквозь щель в платке глянули запавшие, в тёмных кругах, глаза. И пахло от неё… пахло костром. Дымом пахло. Сильно.
— Да… Вы ведь знаете меня… Вот… И — дети. Моя Вера; и Анечка Михайлова… — произнесла она еле слышно, — Не наказывайте нас… Мы, я… …ни в чём не виноваты. Мы ничего плохого не сделали. Мы… просто жили…
Толпа опять придвинулась поближе, чтобы не пропустить ни одного слова. Послышалось:
— Так ить, Борис Андреич говорил, пропали оне? И Галя, и детки? Пропали. Он, и Гришкины ребяты спрашивали — не знает ли кто, где они; не прячутся ли у кого?.. Говорили, что если кто знает что — чтоб донесли. А не то, говорили, накажут сурово! А оне — вот оне… Мы-то думали, оне в лес убегли; и там сгинули…
Вовчик вопросительно взглянул на женщину; и она кивнула: