– Есть коротко… – приложился дед Михась горсточкой к видавшей виды ушанке с облезлой «свиной» кожей обшивки. – Ежели коротко: в тот день, когда Стёпка наш в караул пошёл, немцы, что супротив нас в окопах квартировали, принимали у себя какого-то штабного. Важную птицу, скажу я вам. До того важную, генерала не меньше, что германец ему специально клозет соорудил из фанеры, чтобы, значит, генералу до ветру не в бурьяны бегать, где и без него за полгода сидения сухого места не осталось, а культурно. Но не учёл германец, что с высотки, где Стёпка залёг, заведение это богоугодное точно как на ладони лежало. А может, подумали, что далеко, аж за вторым эшелоном – не прицелишься, да и для винтовки – самый излет пули, равно что желудями кидаться, никакого убийственного толку… – для иллюстрации дед Михась взял с газеты, на которой Саша увлеченно разбирал «вальтер», короткий пистолетный патрон и, перегнувшись через стол, постучал круглой пулей по Сашкиному лбу.
– Чего?! – всполошился тот.
Разведчики ответили ему из сумерек «хаты» анонимными смешками.
– Вот и я про то же… – развел дед Михась руками. – Ничего…
– Давай дальше, дядя Михась, – улыбнулся и Беседин.
– А дальше такое дело. Стёпка наш, егерь, глазастый был – никакого «Цейса» не надо. Усмотрел он, когда генерал ихний, в сопровождении унтера справлять нужду отправился… Унтер, значит, возле клозета во фрунт, а генерал, понятное дело, за дверью вприсядку. И только тот генерал, так сказать, оправился с Божьей помощью, из дверей сунулся… – Дед Михась, заговорщицки подмигнул Гошке. – Степан пулей поверх его головы в двери – тюк! Только щепка полетела. Генерал – Господи Иисусе! – мало в толчок не провалился.
«Хата» взорвалась хохотом.
– И снова… «оправился»! – задыхаясь смехом, выкрикнул кто-то из дальнего угла.
– И просидел так, болезный, скажу я вам, не менее часу… – заключил дед Михась. – Встал. Тюк! Сел… – Аж пока Стёпку с ничейной высотки немцы миномётом не согнали…
– Спасибо, дядя Михась, – утирая костяшкой пальца смешливые слёзы, сказал Беседин, когда они вышли из «хаты» под оживленный шум разведчиков.
– За что же это? – удивился старик, подбирая у входа в блиндаж узловатую ореховую палку, служившую ему тростью.
– За то, что поднимаешь боевой дух бойцов.
– Да какой там «боевой дух» от дедовских сказок… – коротко махнул ладонью Михась.
– Не скажи, весёлое настроение, задор…
– Им бы, Фёдор Фёдорович, задору прибавила хорошая драка, скажу я тебе, – с бесцеремонностью «инвалида»[24] перебил командира дед Михась. – С победным исходом и добрым трофеем.
– Вижу, ты что-то уже высмотрел в Эски-Меджите? – присаживаясь на трухлявый ствол бурелома, спросил Беседин и похлопал ладонью по бурым морщинам коры подле себя.
– Высмотрел, – лаконично кивнул дед Михась, отказавшись от приглашения и опираясь двумя руками на свою клюку. – Только надо бы, чтобы ещё кто посмотрел, повнимательнее, а то я местным полицаям что-то не сильно по душе пришелся. Мне тудой в другой раз идти не с руки…
– С твоими-то документами? – озадаченно удивился Беседин. – Что же им не понравилось?
– Не знаю… – пожал дед плечами, задумчиво разгребая клюкой палую листву под ногами. – Может, что «аусвайс» у меня крепко потрепанный, так что ни года, ни месяца-числа не разберешь. Может, после приказа о переселении из прифронтовой зоны боятся беженцев в обратную сторону прозевать, хоть я и без всякой поклажи был, налегке… Не знаю.
– Ладно, мальчишек пошлём… – подумав, решил командир без особого энтузиазма. – Без взрослых они скорее за беспризорников сойдут, чем за переселенцев. Так что там, в деревне?
– Немцы… – прищурился куда-то вдаль леса поверх командирской папахи старик. – Сдаётся, из-под Керчи[25] прибыли на отдых, а может, на переформирование. Да подкрепление ещё не прибыло, поскольку их там и полуроты не наберётся, а те, что есть, скажу я тебе, сразу видно, – битые. Дрыхнут сутками как сурки… – хмыкнул дед Михась и добавил, опустив на командира пытливый взгляд: – А самое главное, что сдается мне, что есть среди них и связисты…
– А вот это куда как интересно! – оживился Беседин. – Рации видал?
– И не одну… – значительно произнес дед. – И ещё подобного рода барахла изрядно. Так что, скажу я тебе, Фёдор Фёдорович, дожидаться, когда к ним подкрепление прибудет или ещё кого в этот райский уголок на курорты пришлют, нам не стоит. Никак.
– Никак… – задумчивым эхом повторил командир.
…Нас часто посылали в такую, открытую, разведку. Отчасти потому, что в Крыму всё меньше оставалось взрослых, особенно мужчин, которые могли бы передвигаться по градам и весям не строем и не под конвоем. Ещё в городах кое-как (да и то не во всех – из Керчи и из Феодосии выселили почти всех поголовно, а в Севастополе и так мало кто остался после того штурма), а уж в посёлках и сёлах, где практически всех знали в лицо…