Крымский щит

– Он батальонному, капитану Иртеньеву: «Дозволите, так и так, ваше благородие, германца малость развеселить? – продолжил дед Михась, явно повторяя интонации давнишнего своего командира. – Жалко басурманина, хоть и вражина подлая, а киснет…»

Иртеньев для порядку морду скривит, а сам рукой так машет: «Ну, вас, мол, к лешему, дурачье! Делайте что хотите…» И то, понять его можно, какой ему резон солдатне перечить, когда в соседнем полку уже комитет учредили и самых клятых офицеров мало не постреляли. Кому ж охота пулю в спину словить? Ага… Подпрапорщик наш моментом граммофон на бруствер, рупор в сторону немца, ручкой наяривает… – дед Михась замолчал, многозначительно обводя взглядом сумерки шалаша-землянки. – И слушает потом Ганс часа полтора-два кряду, как наши куплетисты Убейко и Сокольский ихнего кайзера в хвост и гриву поносят, только что не матерно…

Зеленоватые сумерки отозвались веселым оживлением.

– Да еще и бутылку шнапса в рогожке, али в рваном сапоге, в наш окоп перекинут… – добавил без тени улыбки дед, подняв «указующий перст». – В знак благодарности, значит.

– Ну да, они ж по-русски «нихт ферштейн», – хохотнул Арсений. – Им хоть «Боже царя храни», лишь бы плясовая…

– Не сильно ты под «Боже царя» напляшешься… – проворчал дед Михась. – Да и нужды такой не было. Много тогда, скажу я вам, выпускалось в России пластинок народного духа и патриотического, так сказать, содержания: Маша Эмская, к примеру: «Все умрем, иль победим!», сам Собинов пел: «Все на бой!», и Виттинг вообще сам на фронт ездил, – великие тенора, скажу я вам; а Наденька Плевицкая? «За царя, за Русь Святую!» – торжественно, но тугоухо замычал дед Михась.

– Ты за что это тут агитируешь, дядя Михась? – раздалось вдруг насмешливо-удивленно за спиной деда.

Пригнувшись на пороге, в узкий, как щель-укрытие, вход в «хату» ввалилась плотно сбитая фигура командира.

– Мы ж тут вроде как за советскую власть воюем, а? – задернув за собой брезентовый полог «двери» и туго скрипнув кожей портупеи, в три ремня, Беседин оправил под деревенской кацавейкой форменную рыжеватую гимнастерку.

– А я на примере опыта прошлой… Империалистической… – подчеркнул, не глядя в сторону Яшки, но именно для него, дед Михась, – …войны обучаю молодежь, с какого рода характера и натурой противника они имеют дело. Ибо немец, он никак тебе не румын и не наш полицай и уж тем более не татарин… – дед поднял узловатый палец, в просвеченный холодным осенним солнцем, хвойный потолок и важно сообщил: – Совсем другой коленкор!

– Ну-ну… – Огладив коротко стриженную каштановую бородку, Фёдор Фёдорович присел на край скамьи возле стола, одобрительно глянул на занятие Сашки, изучавшего малознакомые стальные кишки «вальтера», и с улыбкой повернулся к деду. – Скажи какой? Поучи. Ты у нас германца, я знаю, с 14-го года ради батюшки-царя бивал и в 18-м, я так понимаю, для своего удовольствия… Партизанил у нас дед Михась в родной своей Белоруссии и после Брестского мира, – пояснил Беседин молодым разведчикам.

– Прежде всего, германец… – горделиво приосанился дед Михась, будто ему на грудь наконец-таки «Георгия» повесили для полноты «кавалера», которого он из-за революции так и не дождался. – Германец – он, скажу я вам, вояка справный, от рождения к регулярной службе приспособленный и привычный, а не бандит какой, что за оружье схватился по злобе только или выгоды ради, а сам порядку воинскому нисколько не приученный. Как тот же татарин, что спокон веку, от дедов-прадедов, разбойничать только горазд, а выведи его в чистое поле, чтобы не воровским налетом, а с «Урой!» в атаку идти, – попятится, поди, али вообще драпанет.

– Это мы, дед Михась, и без тебя знаем… – нарочито басовито произнес Тимка – пятнадцатилетний «ветеран» отряда.

«Ветеран», поскольку две зимы в лесу перезимовал и теперь на третью зашел – а почему срок партизанской службы «зимами» мерялся, многие знали уже не по слухам…

– Ты вот сначала про егеря в карауле завёл и клозет по регламенту, – напомнил Тимка, потирая озябшие руки у открытой заслонки буржуйки. – Так чего там?

Дед вопросительно посмотрел на командира.

– Заканчивай, коли начал, – благосклонно кивнул тот. – Только не пережевывай по три раза, как макуху, мне ещё донесение в штаб бригады составлять. Коротко.