Крымский мост

Таксиста еле уговорили: «Этого не повезу! Он мне всю машину…» – «Ты че, командир! Не понимаешь: война?!» – «А хоть мать родная! – уперся водила. – Вам война, а мне потом тачку мыть? Не повезу!» – «Ты че?! Крепкий военный парень! А если что, мы тебе сами тачилу вымоем!..»

Над телом с замотанной шинелью головой сгрудилась толпа однокурсников, когда сзади послышался приглушенный голос ротного Кузьмина: «Расступись!..» Глянув на тело в двух шинелях, распластанное на надраенном до зеркального блеска паркете спального помещения, он повел себя самым адекватным образом. «Шинель с головы снимите!» – тихо и властно скомандовал капитан Кузьмин. Приток свежего воздуха вызвал джокондовскую улыбку на лице Корня. Слева к губам прилип листик петрушки… «Построить курс здесь, перед этим телом!» – распорядился ротный. Прохаживаясь перед двухшереножным строем, Кузьмин прочел лекцию о вреде алкоголя, делая короткие паузы только при остановке у распластанного на паркете тела. «А Корнев – тихий алкоголик! – подвел итог ротный. – Два с половиной года прикидывался непьющим! Но правда всегда выходит наружу! Доля! Поставишь перед ним на ночь персонального дневального с тазиком! Курсу – отбой!» Утром, едва очухался беспамятный Корнев, его и меня вызвал Кузьмин на разбор «залета».

– Ты лучше молчи! Как труп молчи! Прими смерть стоя и молча! – посоветовал я, хорошо зная характер Кузьмина, нормального и адекватного мужика. – Рта не раскрывай!

Ротный драл Корня, как козу товарища Сидорова. Я слушал это молча, только кивая в ответ – принято, мол. А командир диктовал наказания для «залетчика»: не вынимать его из нарядов по роте с закреплением за ним туалета, сгноить в посудомойке при нарядах по столовой, не выпускать в городские увольнения ни под каким предлогом до лейтенантских погон…

Корень моего совета не послушался, стал возмущаться: «За что вы так?! Я же выпил всего бутылочку пива!..» Наш с Кузьминым гомерический хохот слышала вся рота!.. А потом полтора года вся рота слушала напутствие Корневу от ротного, когда тот доходил до его фамилии в списке увольняемых в город: «Корнев! Пива не пить!..»

Олег и Эдик засмеялись. И выпили холодного цинандали за то доброе время, когда они были молоды, беспечны и жизнь казалась прекрасной.

* * *

– Ну, что у вас тут происходит? – расспрашивал товарища Миров, рассказав ему о том, что увидел в Киеве и по дороге в Крым.

– У нас тихая паника. Нашей элите сегодня стало понятно, что в Киеве переворот и надо защищать себя и свой бизнес. А бизнес, поверь мне, очень немаленький. Тут помнят то время, когда президентом Украины был Ющенко. И уже тогда возникла ситуация передела. А сейчас все понимают, что с приходом этих отмороженных никого не пощадят. Не только отнимут, но и посадят, доведут до СИЗО. Теперь они оказались перед выбором. Ну, и страшно всем.

– А люди-то что? Простые люди? Сидят и ждут, когда придет это зверье? «Поездами дружбы»?

– Народ закипает. Знаешь, как вода в котле. Идет пар. И начинается бульканье. Выходят на улицы. Митинги проходят то там, то здесь.

– Ну, это пока нет вожаков!

– Есть! Константинов! Я его ласково зову «Хитрый прораб». Он главный. Он многим предлагал занять должность премьера. Потому что премьер Крыма Могилев решил свалить. Но все отказывались. Должность-то расстрельная.

– Неужто «буйных» мало?

– Есть один. Лидер небольшой такой русской партии Аксенов.

– А как его имя-отчество?

– Сергей Валерьевич!

– Такого не знаю! – сказал Миров. Я знал одного Аксенова, который был заметной фигурой еще с девяностых.

– Это его сын. У него тоже путь извилистый. Учился в Симферопольском военно-строительном. Чуть-чуть послужил. Все рухнуло. Искал свое место в жизни, как и все служивые. Долго искал…

– Да, чего только не довелось пережить в девяностые! – вспомнил о своем отце Миров.

– В общем, карты сошлись у них. У Константинова и Аксенова. Знаешь, сейчас все просто решается. Константинов стоял в коридоре, а Аксенов проходил мимо. Тот пригласил его к себе в кабинет и спросил: «Будешь премьером?» Тот ответил: «Если надо – буду!»

– А в Севастополе кто верховодит? – заинтересовался Олег. – Ты ж, наверное, всех знаешь?

– Севастополь – это всегда отдельная история. Такой закрытый мир. Терра инкогнита – не ведомая остальному миру земля. Но русская земля…

– Там что? Молчат-сопят-терпят?

– У них народ особый! – отпивая холодное вино, заметил Доля. – Там же моряки, отставники. Пробовали украинцы натовцев приглашать. Так народ им и высадиться не дал на наш берег. Крепкий народ.

– Говоришь, крепкий? – слегка захмелевший Олег вспомнил девяностые и скрытую борьбу с украинизацией флота. – А что же на украинский флот они тогда шли?

– Ну, не все были идейными предателями, как Мымрин. Обстоятельства. У кого-то семья. И люди не хотели срывать ее с места. Некоторые только получили квартиры. Кому оставалось год-два до пенсии.

– А где ж этот хмырь сейчас? – перебил Олег.

– С флотом ихним ничего путного не получилось. Так что он перебежал к ним в органы. Внутренние. Служит.