Крымский мост

– Да, секрет Полишинеля! – промолвил Мировой, обнимая девушку за талию.

Так закрутился их роман. И впереди, казалось, ждало только одно – вечное, неповторимое счастье.

Они не ждали никакого подвоха. Наслаждались тем, что дал им Господь. Молодостью, здоровьем, красотой, любовью…

Миров еще раз оглядел салон, взбодрившихся пассажиров. И снова улетел туда. В тот свой утерянный рай.

…Она пришла к нему с тортиком. Собрались пить чай. Сосед по комнате лейтенант Петров ушел в наряд на сутки, так что комната была в их полном распоряжении…

Нежно и настойчиво, сгорая от страсти и в то же время боясь ее спугнуть, обидеть, прикасался он к ней. А она доверчиво и горячо прижималась к нему…

А когда же появился их «злой гений», капитан третьего ранга Мирослав Мымрин?

Да тогда он и появился, в те самые дни.

Мымрин работал с ним в редакции флотской газеты. И даже был у него начальником. Туповатый, вечно зажатый хохол. Выслужился – заведовал отделом – не талантом, не легкостью письма, а усидчивостью, дотошностью, постоянной трезвостью. Со всеми ребятами он, Олег Мировой, нашел тогда общий язык. С острым на язык, высоким, русоволосым Эдиком Долей, своим бывшим однокашником по военному училищу, мастером поддержать компанию, разбитным, живым шутником и бесспорным талантом. С вспыльчивым и горячим, «спущенным» во флотскую газету за пьянку из штаба флота Володей Фурманом. С главным редактором – капитаном первого ранга Василием Захаровым. А вот с Мирославом – не получилось.

Скорее всего, из-за нее.

Сначала он затеял «мужской» разговор с Олегом. Тощий, сутулый, всегда в заглаженных «до блеска» брюках, Мымрин отозвал его в сторону. И начал бубнить: ты, мол, еще молодой, неоперившийся. Зачем тебе это? Погуляешь и бросишь! А я хочу жениться. Она мне нравится.

Олег даже не понял, какого хрена Мымрин завел эту волынку, и не стал на эту тему разговаривать. Свел беседу к тому, что у них все хорошо. И какого черта Мымрин лезет не в свои дела?

Но Мымрин продолжал гнуть свою линию. Более того, он пытался гнобить молодого корреспондента, выступая на планерках и летучках в том ключе, что еще молод товарищ, не умеет писать.

В общем, кончилось это тем, что Олег зашел к редактору. Рассказал ему, из-за чего нашла коса на камень.

И главный перевел его в отдел к Доле. С этого момента завязался между ними «узелок». И Мымрин, продолжая периодически на него наезжать, направил свои усилия на покорение Тани.

Как-то девушка, смеясь, рассказала ему, что Мирослав поджидал ее у входа в общежитие. С букетом красных роз.

– И ты взяла? – вспылил Олег.

Таня пожала плечами:

– А почему бы и нет? Мне он глубоко безразличен. А цветы были такие красивые!

После этого они не разговаривали два дня. Проходили по коридору общаги, будто друг друга знать не знали, видеть не видели.

Но, столкнувшись на третий день на кухне, не выдержали. И уже у него в комнате, обняв, она прошептала:

– Господи, как мне тяжко без тебя!

Мымрин не сдавался. Познакомился с ее отцом. А потом и с матерью, Ольгой Петровной. Что он им там плел – кто знает. Но через пару недель Татьяна со смехом рассказала, что у них состоялось семейное «чаепитие в Мытищах», на котором капитан третьего ранга объявил родителям девушки о намерении просить ее руки.

Но разговора не получилось. Таня заявила, что у нее уже есть жених, лейтенант Мировой. Они любят друг друга. Ну, и все такое прочее…

А затем все они вступили в роковой тысяча девятьсот девяносто второй год.

Распад Советского Союза, случившийся в декабре девяносто первого, поначалу никак не сказался на Черноморском флоте. Все это происходило там, где-то далеко. В Москве, в Беловежской пуще. А здесь была служба, каждодневное делание.

Для Мирового все началось в марте, когда в Севастополь с «поездом дружбы» приехали бандеровцы и украинские самостийники. Вся эта пестрая толпа выгрузилась из поезда и направилась в центр города.

Олег как раз был там. И сначала не мог понять, что это за народ в бараньих шапках и папахах а-ля Петлюра, в вышиванках и шароварах шириною с Черное море валит с набережной.

Особенно удивили его активисты УНА-УНСО в камуфляже и с красно-черными повязками на рукавах, а также ветераны-бандеровцы в форме. Он остановился, чтобы посмотреть на этот зловещий карнавал.

Севастополь – строгий город. Военно-морская база. А тут – вылазка каких-то ряженых и упырей. Он осознал, зачем они здесь, только когда толпа эта, как будто под конвоем, злобно озираясь под насмешливыми и осуждающими взглядами горожан, прошла к месту молебна. И попы-униаты истошно завопили во время молебна: «Севастополь! Покорись матери-Украине!»

Кругом стояли горожане. И молчали.

Тишина была просто звенящей. Потом кто-то начал теснить бандеровцев к набережной, к катерам. И горожане запели: «Легендарный Севастополь, неприступный для врагов. Легендарный Севастополь – гордость русских моряков».

…К лету появились перебежчики. Те, кто захотел служить в военно-морских силах Украины. Их было сначала немного. Мирослав Мымрин, которого недолюбливали в редакции за тупость и безграмотность, тоже стал собираться «на выход».