– Ты поезжай дальше! Найди место для парковки. А я, когда подойду, позвоню тебе.
И, выйдя на набережную, Олег направился к квадратным, похожим на серые контейнеры, кассам. К нему по ходу движения подошла парочка одетых по моде восемнадцатого века актеров. Он – под Петра Первого – высокий, в треуголке, камзоле, ботфортах с раструбами. Она – в длинном роброне с каркасом – молоденькая, насмешливая, в белом парике, с густо нарумяненным лицом.
«Хорошенькая!» – подумал Мировой. И неожиданно для себя даже согласился с нею сфотографироваться. Попросил, чтобы актер дал ему треугольную шляпу, надел – при его росте получилось очень даже ничего. Купил билет и по трапу, мимо билетера в униформе, поднялся на палубу.
Сколько раз он за эти годы проезжал мимо старого крейсера! И каждый раз жадно вглядывался в жизнь, кипевшую на нем. То наблюдал, как молоденькие курсанты моют палубу и, разойдясь, принимаются обливать друг друга водой из брандспойтов. То вглядывался в толпы туристов. А вот остановиться, подняться – все было недосуг.
Нынче будто что-то подняло, подтолкнуло: «Надо сходить!»
С набережной крейсер казался небольшим, но когда он прошел на борт, то понял, как обманывается. Небольшой – если сравнивать с авианосцем «Адмирал Кузнецов», на котором он много лет назад уходил из Севастополя. Тогда «Аврора» выглядит как мать-старушка при сыне-богатыре. Но если поставить ее рядом с его катером, то тот окажется просто игрушкой.
Мировой подошел к рынде – надраенный медный судовой колокол показался ему неким атавизмом. Ведь сто лет назад «Аврора» была современным кораблем. И можно было по-другому бить склянки, то есть отмечать время.
Но колокол остался.
«Флот чтит традиции! – подумал он. – Даже сейчас моряки продолжают носить с парадной формой кортики. Что такое кортики в современном бою, когда бьют ракетами на тысячи километров?»
И он засмеялся этому, самому ему показавшемуся глупым вопросу.
«Кортик – это знак отличия. Это символ. Стальное жало, выкованное из дамасской стали, покрытое узором».
И душа его наполнилась теплым воспоминанием о молодости, о том времени, когда он щеголял в «парадке» по набережной Севастополя.
Олег коснулся ладонью ледяной медной юбки колокола и пошел дальше. Мимо серых, упершихся стволами куда-то в сторону Зимнего орудий, мимо монорельса со стальными «корзинами», подававшими диковинные плоды – снаряды из пороховых погребов.
Прошел вперед и спустился через широко открытый люк по узеньким корабельным ступенькам на нижнюю палубу. Тут располагалась музейная экспозиция, рассказывающая историю «Авроры» и о жизни на корабле.
Жизнь на корабле, проиллюстрированная подвесными столами и гамаками, в которых спали, как в коконах, матросы, показалась ему простой и даже примитивной.
«Мало чем она отличается и сегодня. Место на корабле на вес золота».
Рядом большой толпой шла экскурсия. Молодежь рассматривала фотографии матросов, отдыхавших перед походом на войну с Японией.
Но Мировой думал не об этом. Он пытался понять, почему братьям не удалось сделать то, что удалось совершить большевикам. Почему масоны, пришедшие к власти в феврале тысяча девятьсот семнадцатого года, так и не смогли удержать власть и уже в октябре были выброшены на свалку истории?!
Ленин сказал о декабристах: «Страшно далеки они от народа…» Наверное, это можно было сказать и о братьях. Потому что они тоже не понимали Россию. Были чужды и мужику, и предпринимателю. Первая мировая была для России войной за чужие интересы. Ввязались мы в нее, заступившись за сербов. Народ целей войны не осознавал. Да и были они туманны. Поэтому к семнадцатому все хотели мира. А братья, взяв власть, дали клятву верности французам и англичанам.
Второй вопрос – понятное дело – о земле. Но они даже и слышать не хотели о переделе. Ни на каких условиях. А большевики все решали в одночасье. Мир – народам! Земля – крестьянам! Власть – Советам. Заводы и фабрики – рабочим! Все.
В апреле Ленин въехал в Россию. А в октябре «Аврора» бабахнула вот из этого орудия. И Временное правительство пало. А вместе с ним пало и русское интеллигентское масонство.
Началась новая история России. Но и она ни к чему не привела. Потому что ни у Ленина, ни уж тем более у Сталина не было никакого образа будущего, проекта будущего.
Сталин воссоздал Российскую империю. Пустил исторический процесс по второму кругу. И в конце этого круга страну опять ждала революция. И катастрофа тысяча девятьсот девяносто первого года. Теперь мы идем по той же дороге в третий раз. И что будет со страной? Какое общество мы строим – не знает никто. Без руля и без ветрил…
Так, размышляя на ходу, слегка пригнувшись под низким потолком, Олег Мировой обошел экспозицию.
Времени прошло много, и когда он оказался на набережной, обнаружил, что может опоздать на встречу в ресторане «Крокодил». Надо было торопиться. Позвонил шоферу. И через пару минут уже сидел в салоне своего черного «ягуара».