Крымский мост

Трудно преодолевать сопротивление взрослых, поживших людей. Они знают настоящую историю. Поэтому Укрон берется за сознание тех, чей разум чист. В них надо заложить новую программу. Программу ненависти. Чтобы в нужный момент миллионы новых каинов принялись по команде убивать своих братьев.

Мраком окутывается Украина. Мраком и страхом. Наливается шаввой Укрон. Опутывает щупальцами сердца людей.

Радуется своему успеху Стэбинг. Полон он великих надежд на Укрона.

Теперь, когда обессиленный игвами и раруггами, связанный по рукам и ногам, лежит на земле уицраор великодержавия России, можно отдохнуть.

И спокойно потреблять гаввах.

Есть, конечно, еще на этой земле высокие, светлые души – монады. Но их участь предрешена. Они будут уничтожены. И опущены в самые нижние слои Энрофа.

О, с каким удовольствием Гагтунгр станет пить новый гаввах, который они будут излучать!

А его будет много. Столько, сколько не было даже в то время, когда Стэбинг по его приказу убил сразу миллионы людей…

II

Петербург – это единственный по-настоящему европейский город России. В центральной части он неуловимо похож на столицы великих европейских империй – Париж, Лондон и, конечно, Вену.

Но есть и отличия. Дворцы наших богатеев – Юсуповых, Строгановых, Воронцовых – по-азиатски роскошны и по-европейски комфортны.

За годы советской власти Петербург обветшал. Коммунисты все отняли и поделили так, что роскошные квартиры превратились в коммунальные клоповники.

При «новых» властях город слегка «припудрили» и «причесали». Но он так и остался великим городом с областной судьбой. Пасынком у матери-Москвы.

Снаружи парадный, а внутри запущенный и не слишком чистый.

Дом, в котором обитает Олег Мировой, стоит в самом центре. На набережной Мойки. Серый. Высокий. Внизу речка. Напротив – через канал – музей-квартира Пушкина. Рядом с ней гостиница «Пушка ИНН» и ресторан «Ятъ». В соседнем здании, таком же каменном и сером, расположилось японское консульство, возле которого торчит будка полицейского. Стоит перейти мост, нависший над каналом, – и вы на площади перед Зимним дворцом. Левее виден и желто-белый фасад здания бывшего Генерального штаба.

Этот серый дом точно соответствует английскому представлению о жилище: мой дом – моя крепость. Построен он с внутренним двором, в который ведет сквозной проезд, закрытый черными металлическими воротами.

Есть и парадная деревянная дверь с выходом на гранитную набережную. По обе стороны от нее – чаши с яркими, особенно на этом сером фоне, цветами.

Чужие тут не ходят. Для чужих – кодовый замок. И домофон.

Жизнь в доме, несмотря на то что он расположен в самом центре, размеренная. Буржуазная. Пятикомнатная квартира, доставшаяся Олегу от бабушки, отделана в недавно вновь ставшем модным, но известном давным-давно так называемом дворцовом стиле. Стены обиты деревянными панелями, на потолках хрустальные люстры. Картины. Солидные шкафы-витрины. И это не потому, что хозяину этот стиль нравится. Все эти диваны, ковры заведены еще бабушкой. А он решил просто ничего не менять.

В квартире по-холостяцки пустовато и холодновато. Нет безделушек, пуфиков, игрушек и прочего антуража, который выдает присутствие женщин. Все вещи строго на своих местах.

От бабушки Олегу вместе с квартирой досталась в наследство и домработница Катерина. Попала она сюда молодой, а теперь состарилась, растолстела, стала совсем бестолковой и вдобавок ко всему еще и глухой. Мировой, однако, и тут не стал ничего менять. Только купил ей слуховой аппарат.

Собственно, толстая, бестолковая Катерина и ведет все его нехитрое хозяйство. Убирает квартиру, стирает и гладит одежду, меняет белье. Иногда что-нибудь готовит. Но Мировой ее стряпню не любит. Потому что варит и жарит она мясо до «тряпичного состояния». И без изысков. Но он не нанимает никого больше. Нынешняя «обслуга» – слово, оставшееся с советских времен, – слишком, по его мнению, шустрая. И с нею придется вступать в какие-то отношения. А ему это абсолютно не нужно. Так что тихая, простая и привычная Катерина устраивает его на все сто.

Сегодня она должна прийти часам к одиннадцати. И Мировой сам себе варит кофе. Запах ароматного напитка плывет по кухне. Олег, уже одетый, сидит в кресле у окошка. И ждет катер, который отвезет его на работу. (В городе дикие пробки. И он нашел такой вот выход.)

Но катер сегодня запаздывает. И Мировой снова и снова выглядывает в окошко. Там, на водной глади канала, «паркуется» плоскодонный буксир. На палубе суетятся трудяги в оранжевых жилетах и касках. Они натягивают поперек Мойки полосатую ленту. Потом стоящий на соседней барже кран начинает ковшом сгребать со дна канала грязь и мусор. С грохотом вываливает все в причаленную у стенки грузовую посудину.

«Принесла вас нелегкая!» – думает Олег. И понимает, что сегодня ему придется добираться до работы не по просторам Невы и каналам, а через центр и бесконечные пробки на машине. И точно. Раздается звонок. Вадик, капитан, рулевой и матрос одновременно, извиняясь, сообщает, что не может пройти: «Везде коммунальщики чистят русла!»