И эта короткая фраза, эта прифронтовая обстановка, эта неожиданность встречи наконец-то разбили тот лед, тот стеклянный барьер, что они так и не смогли преодолеть в Симферополе.
Она встала от столика с разложенными на нем какими-то лекарствами, бинтами. Подошла к нему, долго стояла напротив. И молча обняла его вечным женским движением за плечи. Прижалась так близко, что он чувствовал сквозь одежду все ее тело. Они стоят так в обнимку целую вечность. И она тоже шептала что-то убаюкивающее. Из всех ее слов он слышал только:
– Господи! Как долго я тебя ждала!
– Ты же никогда не видел нашей дочки! – Татьяна подняла со столика телефон, нажала кнопочку. – Вот, смотри! Это Вика!
Олег был мало сказать изумлен – растерян. На него смотрело знакомое лицо. Да это же девчонка – экскурсовод из Афин, вместе с которой они ездили в Дельфы! Проверяя себя, он спросил:
– Может, я что-то путаю, но мы знакомы. Я ее видел. В Греции!
– Да?! – теперь изумилась Татьяна. – Она была там в прошлом году. На стажировке в греческой фирме. Учится в академии туризма. Скоро окончит…
И оба они, растерянные и потрясенные такими вот магическими совпадениями, замолчали, осмысливая произошедшее.
А потом пошел разговор. Говорили, говорили, говорили. О том, что есть, видимо, какие-то законы мироздания, которые управляют человеческими судьбами. Что ничто в этом мире не случайно, а все закономерно и целесообразно. Только мы этих законов не знаем. И он снова, как когда-то в юности, чувствовал ток радостной силы, умиротворения.
У входа раздался чей-то строгий и насмешливый голос:
– О, я вижу, что прием уже начался!?
– Софья Андреевна, познакомьтесь! Это мой… – Она на мгновение приостановилась, подыскивая подходящее слово, определяющее характер их отношений. А у Мирова мелькало в голове в эти мгновения: «Друг… Старый знакомый… Любимый? Муж?» И ему страшно хотелось, чтобы она сказала последнее.
И она словно уловила его мысль:
– Мой муж! Олег Павлович Мировой!
И оба торжествующе-радостно улыбнулись строгой седой фельдшерице.
Они лежали на разложенном, даже скорее разваленном напополам, древнем диване в снятой ими избушке в селе неподалеку от переезда. В печи гудел огонь. За окном начинался весенний месяц март.
«Боже мой! – думал он. – Какое поразительное количество деталей о прошлом помнит женщина! Я уже давно все забыл за эти годы. А она помнит».
– А помнишь, как ты пел? И играл на гитаре?
– Я – на гитаре? – Миров удивился почти искренно. Действительно, он тогда знал три аккорда и иногда тренькал на инструменте. Но считал, что выходило это у него плохо. Так плохо, что, уехав из Крыма, ни разу за все эти годы не брал гитару в руки.
А она вот помнила. И не только помнила. Но и благоговела:
– А помнишь, ты говорил, что сразу отличишь моряка-подводника от любого другого?
– Как? – удивился он.
– Ты говорил, что все подводники ходят вперед правым плечом. Оттого, что на лодке привыкли так делать.
– Надо же… А я ни фига…
Зато он помнил другое. Ее круглые очки, делавшие ее похожей на стрекозу. Короткий халатик, туго перевязанный на талии. Прохладное, молодое гладкое тело. И то, как, целуясь, она чувственно приникала своим языком к его языку… Помнит, как, спускаясь по склону в горах, она оцарапала колено. И как он пытался лечить его… поцелуями…
Сейчас он тихонько целовал возбужденные соски ее до сих пор по-девичьи крепких грудей. Поцелуй. Еще поцелуй.
И она немедленно откликнулась на его призыв.
Руки нежно скользнули по его телу. Она мягко перешла наверх.
И ему оставалось только расслабиться и стонать от наслаждения. А она начала качаться – сначала медленно, а потом все мощнее и мощнее.
Пока оба не почувствовали взрыв.
Прошли минуты.
Она опустилась рядом с ним на диван и тихо шепнула:
– Я насытилась. Ты как?
Он молча поцеловал ее в прохладную щеку. И только наблюдал, как она, нагая и прекрасная, искала на тумбочке дамские сигареты. И тихо прикурила в темноте.
Ему хотелось сказать что-то вроде «курить – здоровью вредить». Но она, опять словно поймав его мысль, сказала:
– А ведь это ты научил меня курить! – и протянула к его губам тонкую соломинку дамской сигареты.
Он отрицательно мотнул головой. Мол, другие времена. Другие нравы.
– Нет, ты кури, кури! – играя, настаивала она.
Светало. За окном избы раздался приглушенный звук мотора. Это за ними приехал Андрей.
Олег поднялся с дивана, подошел к креслу. Там в беспорядке лежала их одежда.
Она сидела на диване и с восхищением смотрела на его подтянутое мускулистое тело.
– Боже мой! Какой ты огромный! Как ты был крут тогда! И какой ты красивый, породистый сегодня…
Миров был горд и польщен. Она неожиданно вскочила с дивана, подошла и обняла, обхватила его теплое тело сзади. И прошептала нежно и исступленно:
– Желанный! Мой! Мой!
К бетонному причалу наконец-то подошло огромное, со сдвинутой к корме надстройкой, судно. Загрохотало железо открываемых ворот.
Паром прибыл из России.
Из его утробы один за другим на свет божий выехали армейские грузовики. По длинной лестнице вдоль борта цепочкой спустились «зеленые человечки».