Крым-2. Остров Головорезов

—  Помянем Штемпеля, — предложил Телеграф, когда листоно­ши развели костер и откупорили банки с консервированными ово­щами. В руке у Телеграфа появилась фляжка с коньяком. — По пять капель, пусть земля ему будет пухом.

Налил всем, кроме Кости. Бандеролька, возившаяся с похлеб­кой, украдкой всхлипнула. Выпили. Кайсанбек Аланович крякнул и сказал:

—  Эх, разве это коньяк. Вот, помнится, пил я в Коктебеле...

—  Не надо, — попросил Пошта. — Не время для историй. Мож­но, я скажу?

Все промолчали, и Пошта расценил это как знак согласия.

—  Сегодня погиб наш друг и собрат Штемпель. Погиб героиче­ски. Спас всех нас. Спас экспедицию. Благодаря ему мы можем продолжать выполнять нашу миссию дальше. И поверьте мне — наша задача того стоит. Потому что если мы ее не выполним, если мы не доберемся до бункеров первыми, в Крыму начнется такая бойня, какой мир не видел со времен Катастрофы. Ради нашей миссии стоит погибнуть, уж простите за высокопарные слова. Спа­сибо тебе, Штемпель.

Телеграф доразлил коньяк из фляжки, все пригубили.

— И о делах наших насущных, — продолжил Пошта, когда Бан­деролька наконец-то сварганила ужин. — Я провел инвентариза­цию. Последняя схватка нам дорого обошлась. Мы потеряли одну машину, почти все горючее, много патронов. Завтра утром надо бу­дет заехать в Феодосию — знаю, что не хочется, но надо, и как сле­дует прибарахлиться. Поедем все вместе. Вопросы? Нет? Тогда всем спать. Сегодня был тяжелый день, а завтра, возможно, будет еще тяжелее.

Спал Пошта эту ночь глубоко и крепко, без сновидений. Будто провалившись в бездонную черноту.

Утром двинулись в Феодосию.

Руины города производили удручающее впечатление. Он, гово­рят, и до Катастрофы не отличался ровными улицами и красивы­ми домами. Некогда это была древняя греческая колония (как рас­сказал профессор Кайсанбек Аланович) совершенно немыслимого возраста — то ли две, то ли три тысячи лет, успела побывать и гену­эзским форпостом, и частью Османской империи, потом вошла в состав Империи Российской... Профессор все вещал и вещал, пока листоноши медленно ехали по кривым и захламленным до невоз­можности улочкам Феодосии, а Пошта слушал его вполуха.

Во-первых, ему ничего не говорили эти названия — Генуэзская, Османская, Российская... Да, когда-то это были Империи, могучие образования, диктовавшие свою волю остальному миру. И что? И где они все теперь? Додиктовались до Катастрофы, сволочи. Так и нынешние царьки — хан Арслан Гирей Второй, гетман Дорошен­ко, пират Рыжехвост — все они хотят править Крымом, повелевать, приказывать, а через пару веков от них не останется даже пыли...

А во-вторых, как-то трудновато было поверить в великое про­шлое Феодосии, глядя по сторонам. По грязным переулкам между покосившимися домами с выбитыми стеклами слонялись мест­ные — тоже грязные, покосившиеся, опустившиеся. Кое-кто толкал перед собой тележку с барахлом, кто-то прикладывался к бутылке, кто-то кололся. Аборигены стремительно вырождались, прозябая в окружающем убожестве и не делая никаких попыток из него вырваться.

—  Ф-фу, — сказала Бандеролька. — Ну и уроды. Мутанты и то лучше!

—  Чем это они лучше? — осведомился Костя.

—  Мутант не виноват, что он мутант. Он таким родился. Радиа­ция, гены, и все такое. А эти когда-то были людьми. Надо же так опуститься!

Наконец, выехали на привокзальную площадь, где раскинулся блошиный рынок. Костю и профессора листоноши оставили сто­рожить «Мародер», а сами двинулись за покупками.

Цены, мягко говоря, не радовали. Все тут было раза в два доро­же, чем в Севастополе или, скажем, в Симферополе. Бартер совер­шали неохотно, и вообще смотрели на листонош недобро, с подо­зрением, как на воришек.

—  Чего это они? — удивился Пошта. — Совсем тут озверели, своей Феодосии? С каких это пор к листоношам такое отношение? Придурки...

—  Давай-давай, — прикрикнул на них случайно услышавший разговор местный торгаш. — Иди отсюда, почтальон недоделан­ный. Вам тут не рады, понял? Козлы вы, листоноши!

—  Бред какой-то, — заявила Бандеролька. — Нет, я понимаю, конечно, что алкоголь в больших дозах приводит к необратимым изменениям в мозгу, но не до такой же степени! Идиоты! Почем патроны? Семь шестьдесят два на тридцать девять?

—  Один патрон — одна банка консервов, — расплылся в хитрой улыбке другой торгаш. — Берите, вам скоро много понадобится.

Бандеролька удивленно выпучила глаза, а Телеграф уточнил:

—  Это еще что значит?

—  Значит — кирдык вам, листоноши. Всех уже достали ваши выходки. Скоро вас резать будут, как баранов.

Пошта схватил Телеграфа за рукав (тот уже порывался бить мор­ду торгашам) и оттащил от прилавка. Ошарашенная Бандеролька догнала их несолоно хлебавши — то бишь без боеприпасов.

—  Что вообще в Крыму происходит? — спросил Телеграф. — Сначала этот дурацкий штурм Джанкоя. Теперь — такое вот отно­шение людей. С чего это вдруг?

—  Позже разберемся, — махнул рукой Пошта. — Сейчас глав­ное — боеприпасы, но с такими ценами много мы не купим. А без патронов нынче в Крыму придется туго. Похоже, наш клан резко перестали уважать.