Крутые перевалы

И, не дождавшись ответа, он выкинул вперед винтовку. Камасинцы сверкнули глазами по травянистой болотине и тоже приготовились. В бурьянах, шевелящихся васильковыми головками, к ним крались косматые люди, раздвигая ружьями поросль.

Все три ствола направились на Глазкова. После выстрелов он странно вытянулся и, высоко взмахнув ружьем, шлепнулся в болотную лужу. Цепь с ревом ринулась вперед, топча бурьяны. Камасинцы упали в яму и могли наблюдать лишь, как меткие выстрелы старика разили одного за другим шлепающих по воде людей. Ответные пули наступающих с визгом срывали ветви над головой ребят, порошили землю с искори, но Парабилка будто увертывался от них. Наконец, он с дикой яростью выскочил вперед и закричал. Бурьяны закачались, зашумели. Случилось невероятное. Впереди убегали люди, а за ними, словно помешанные, прыгали по кочкам трое камасинцев. И когда замолкли шорохи, они остановились около длинного трупа, уткнувшегося головой в ржавую яму. Из черепа убитого ползла черная бороздка крови, отчего краснела болотная вода. Рядом с Глазковым лежали еще четверо.

Додышева вывезли из тайги. Узнав, о происшествии, часть камасинцев вернулась в улус, оставив семьи и имущество. Пастиков и Самоха встретили труп студента около крайних юрт. Додышева сняли с седла и положили на траву близ берега. Труп разлагался. Камасинцы заглядывали покойнику в лицо, зажимали носы и отходили вздыхая.

Пастиков стал около трупа и, сняв кепку, оглянул улусян.

— Кто убил парня? — строго спросил он.

Камасинцы молчали, растерянно переглядывались, некоторые отходили подальше.

— Почему вы не говорите? — добивался Пастиков. — Кто белым бандитам давал пороху и патронов?

— Наша не давал, — осмелился белобородый старик.

— А ваш старшина не давал?

— Не знаем, — враз ответили из толпы.

— Не знаем… А если мы арестуем его и увезем в степи? — Пастиков взглянул на убитого, затем на опустившего голову Парабилку. — Как ты скажешь, старик?.

— Плохо будет, — чуть слышно ответил Парабилка. — Наши люди свой вера, ваш люди — свой вера… Худо будет.

— Значит, по-вашему хорошо, что бандиты убивают нас?

— Ой, худо! — воскликнули камасинцы.

— Так в чем же дело? Почему вы защищаете старшину и кормите около себя плохих русских людей?

— Наша бойся, — громко сказал Чекулак. — Старики любят шаманку, она их пужал.

Пастиков и Самоха долго допытывались у камасинцев о причине их бегства в тайгу, но никто из них не дерзнул разоблачить старшину и кривого Аёзю.

— Алжибай любит собетска власть, — получали они ответы.

— Старшина увози не надо.

— Все уходи далеко, белогорья, если трогай наш старшина.

Перед закатом солнца Пастиков и Самоха зашли в юрту Алжибая. На опустелой поляне щипал траву подморенный, осунувшийся с перегона, карий верховик старшины. Три длиннохвостые собаки грызли края корыта, в котором им замешивали болтушку. Пригоны были пусты.

Старшина принял гостей почтительно, маленькие глаза начальника рода шустро скользнули по хмурому посмуглевшему лицу Пастикова.

— Ой, педа! — с горечью вздохнул Алжибай. — Плохой русски люди. Не надо убивай собетска власть.

Самоха осмотрел пустую юрту и прищурил глаз.

— А где у тебя, князь, скотина? — спросил он.

— Скот гонял тайгам… Трава там эвон какой, — показал старшина по пояс.

Пастиков, сдерживаясь заговорил:

— Ты приведи свой народ обратно… Белую банду мы все равно выловим. Поможешь нам — не станем мешать жить. А будешь лукавить — приведем сюда войско и отдадим тебя под суд.

Алжибай сложил крестом на груди толстые руки.

— Буду все помогай, начальника! — воскликнул глава рода. — Наша собетска власть любит!

Старшина рассказал, где скрываются остатки банды, и проводил собеседников до берега.

— Все врет, образина! — сказал Самоха. — Надо его взять на притугу как следует. Он знает всю подноготную.

— Обожди, возьмем еще. — Пастиков посмотрел на горы и толкнул Кутенина. — Эх, посидеть бы теперь на карауле. Ты знаешь здесь солонцы?

— Верст пять надо идти до них.

— Некогда, — с сожалением решил Пастиков.

Они миновали кустарники. По берегу, немного впереди, несли на носилках тело Додышева. За носилками шли Парабилка и белоголовый старик. Остальные улусяне не решились следовать за процессией.

* * *

На похороны приехал Алжибай. Он передал Пастикову кусок красной материи и долго кланялся.

Дым и пар окуривали берега Ширана, отгоняя дичь вдаль от становища. Над озером кружились таежные вороны, чайки-рыболовы. Парабилка и белоголовый сидели на земле, дивуясь, как Самоха с Севруновым в больших котлах вытапливали жир из рыбьих внутренностей. К берегу подходил невод. А рядом плотники сколачивали гроб для Додышева.

Пастиков направил обоз со свежезасоленной рыбой и подошел к женщинам, вяжущим венки из полевых цветов.

— Скоро? — спросил он.

— Мы готовы, — ответила Стефания. — Как вы сами-то?

— Можем начинать.

Директор остановился взглядом на опустившей голову Анне и достал кисет. Ему хотелось сказать ей что-нибудь хорошее, теплое.

— В район тебе съездить не нужно? — спросил он. Анна удивилась:

— Не успели приехать и обратно… Чего там делать?

— Я так… Может быть, по дому что-нибудь…