Крушение

Костров то и дело выскакивал на подножку и подолгу, сощурившись так, что от глаз оставались одни узенькие щелочки, всматривался вперед. В кузове сидели солдаты. Загородясь от ветра спиной стоящего в полный рост Нефеда Горюнова, о чем–то громко рассказывал Тубольцев.

— Спина у тебя на удивление широкая, как лопата, весь ветер загораживает, — крикнул он Нефеду, а сам вдруг подумал: «Леший меня дернул ему об этом сказывать, возьмет да повернется боком».

Нефед за ветром не расслышал. Он стоял, прикрываясь от колючего ветра воротником полушубка, и до рези в глазах глядел вперед. За пеленой поземки, то появляясь, то снова растворяясь во мгле, маячила черная точка передового разъезда. Справа и слева струилась белая сыпучая масса.

В кабине тепло, слегка клонит ко сну. Снежинки на рукаве сразу тают, превращаясь в мутные маленькие капельки. Так же таяли они и тогда, в огромном, открытом всем ветрам цехе уральского завода, у костра. Верочка, такая хрупкая и по–детски озорная, ловила их на ладошку и крепко сжимала в своем маленьком кулачке. А руки у нее были в ссадинах и царапинах. Костров никогда не забудет, как смущенно разглядывала она руки, будто свою биографию последних лет…

Странно, как быстро все в жизни может измениться. Костров даже не может сказать себе, что он чувствовал сейчас, вспоминая о ней. Какая–то теплота, какая–то нежность подступала к сердцу. Как может такая девочка, такой слабенький росток выжить в этом бешеном водовороте событий? Что стоит обидеть, ожесточить, сломать эту хрупкую, едва начинающую расцветать молодую жизнь. И как правильно поступил он, не поддавшись грубому летучему чувству там, в бараке, наедине с ней. Он вспомнил, как наивно и покорно лежали на полу ее огромные, подшитые черным войлоком валенки, как доверчиво смотрела она на него, большого и сильного мужчину, прилегшего к ней на кровать. А ведь не один он такой… «Устоит ли она? Выживет?»

— Выживет, — чуть не вслух сказал Костров.

Наступление советских армий было стремительным и неумолимым. Истосковавшиеся в обороне войска, будто выплеснутые из невидимого мешка, все шире и глубже раздирали немецкий фронт. Передовые части уже перевалили далеко за Дон, а где–то сзади по необозримым заснеженным полям междуречья еще двигались, потеряв управление и связь, растрепанные и обессилевшие колонны разбитых немецких частей. Не желая задерживаться и останавливаться, с ними в бой не вступали, и колонны шли и шли вперед, навстречу неминуемой гибели, желая только одного: как можно дольше оставаться незамеченными, раствориться в снежной равнине этой огромной страны.

Ломов догонял ушедшую вперед оперативную группу штаба. Вездеход его шел по какой–то пустынной дороге. На карте она не была обозначена. Но, зная удивительное чутье своего шофера, Ломов не беспокоился. Развернутая планшетка лежала у него на коленях. Вот здесь где–то рядом, километрах в трех справа, должны быть КП командиров дивизий. Ломов высматривал за окном условные вехи.

— До поворота далеко? — спросил он шофера.

Низко склонившись над баранкой, тот хрипло ответил:

— Десять минут ходу, товарищ генерал.

Минут через пять на дороге что–то зачернело.

— Что это? — спросил Ломов.

— Да это немецкий танк. Наши, видать, его тихонечко, нечаянно ушибли, вот и стоит ни богу свечка, ни черту кочерга.

Но. через некоторое время все поняли, что это не танк. Черное пятно на дороге двигалось. Сидевшие сзади автоматчики зашевелились. Ломов нервно надвинул на уши папаху. До поворота оставалось метров триста. Уже был виден большой сугроб с черным указателем.

Неожиданно все прояснилось: навстречу двигалась небольшая колонна автомашин, повозок… Кто такие, чья она, за метелью рассмотреть не удавалось. Машина поравнялась с первыми рядами идущих.

— Немцы! — крикнул Ломов.

И в ту же секунду по машине хлестнула автоматная очередь. Шофер резко крутнул баранку, и машина, припадая на правое колесо, метнулась за поворот.

Опомнившись после минутного страха, Ломов увидел прямо перед собой на ветровом стекле пулевое отверстие с расходящимися во все стороны острыми лучиками. Будто стекло запушил иней. Из отверстия била струйка морозного воздуха. Ломов почувствовал, что сзади происходит какая–то возня.

— Все живы? — спросил он, не оборачиваясь.

— Живы, только Петренко малость задело в плечо. А так ничего, все в порядке…

«А ведь целили именно в меня, — вдруг подумал Павел Сидорович. — Чуть–чуть не угадали. А то бы конец…»

И какая–то обида вдруг нахлынула на него. Он пожалел, что с ним не было обычно сопровождавшего его бронетранспортера. Он понял, что колонна едва двигалась от голода и усталости, и взвод охраны легко бы мог рассеять ее.

Через некоторое время дорота привела к развилке, на которой стоял регулировщик в огромном овчинном тулупе. Стрелки, воткнутые в сугробы, показывали, что именно здесь проходила магистраль передовых дивизий.