— Знаю, это сказал фюрер, — кивнул Адам и покривил лицо, будто от зубной боли. — Но позвольте, господин генерал, заметить, вы живете устаревшими понятиями… Официально никто не хочет сдавать позиций — ни войска, ни вы, как командующий, ни сам фюрер… Но от нас сие не зависит, господин генерал. — Адам развел руками и обратил внимание на бухнувший в это время тяжелый снаряд, — Русские возвращают свои позиции, и у них несметные силы… Так что мы обманулись…
— Перестань болтать! — перебил Паулюс, не любивший, чтобы в любой форме пропаганда вмешивалась в военные вопросы. — И если что–либо известно тебе о перемещении группы армий, доложи коротко и ясно!
Адам понял, что здорово обидел своего командующего, упрекнув его в том, что он живет устаревшими понятиями, но подумал, внутренне озлясь, что иным путем не сломить его закостенелого упрямства, и с тою же язвительной и горькой усмешкой щекотал командующему нервы:
— Мне, господин генерал, известно, и вы только послушайте… Официально все остаются на прежних местах — и группа армий, и мы… даже в котле, а сидим… Но я узнал от доверенного лица, что группа армий уже отправляет в Таганрог все части штаба. Лишь для проформы штаб сидит в Новочеркасске, так сказать, на холостых моторах…
— Кто это доверенное лицо? — едва сдерживая гнев, спросил Паулюс. Болтовня адъютанта его начинала откровенно раздражать.
— Верьте, господин генерал, сведения взяты из первых рук, — в свою очередь, подливал Адам масла в огонь, — Во–первых, я разговаривал с полковником Хофеном, который с превеликой досадой получил назначение к нам начальником узла связи и должен скоро приземлиться в котле… Он имел личную аудиенцию у самого командующего группой армий… Во–вторых, за кружкой пива встречался со своим дружком по юнкерской школе, который ныне служит офицером для особых поручений у командующего… И они оба доложили мне, понятно, строго секретно…
— Что именно доложили? — уже снисходительным тоном спросил Паулюс.
Адам поглядел на командующего в недоумении: «Но я же доложил? Неужели не дошло до него? Вот педант, гореть будет, а не поймет — пожар ли!» — И, чувствуя, что придется все снова повторять и вдалбливать командующему, Адам вспотел. В горле у него совсем пересохло.
— Дайте же воды! — крикнул он кому–то в темный проход ущелья. Оттуда никто даже не отозвался.
Осипшим голосом Адам уверял, что и в группе армий, да и в самой ставке — голая жизнь… Немецкий фронт катится назад… Провал итальянцев и румын, провал на Кавказе и в Африке — всюду постигают неудачи, всюду одни провалы, — и разве ему, командующему 6–й армией, военному стратегу, об этом не известно? Конечно, известно. С резкостью, на какую способен был отчаявшийся человек, полковник Адам добавил:
— Теперь каждый думает о себе… На помощь «высокого господина» надежда плохая…
— Что ты говоришь, Адам? Опомнись! — простонал Паулюс и — в медленной раздумчивости: — Я знаю, на кого ты намекаешь, называя «высоким господином»… Гитлер обещает прислать помощь… И он не будет лгать, речь ведь идет о сотнях тысяч людей.
В Адаме все достигло крайнего напряжения и готово вырваться наружу — и обида на своего командующего, и злость, что вот старый и умный генерал, а не может разобраться в простых вещах, не может отрешиться от привычек и понятий, рухнувших сейчас, в котле, и вообще на всем фронте, а ведь не от кого другого, а от него, господина генерал–полковника, зависит, выйдет ли армия из окружения, или она погибнет…
Вошел, нет — вломился Зейдлиц, командир 51–го армейского корпуса. Бывало, прежде чем попасть на прием к командующему, Зейдлиц выстаивал в прихожей молчаливо, выжидающе, пока не позовут, а теперь ворвался и не провозгласил, как всегда: «Хайль!» — а лишь скорее по привычке взмахнул ребром ладони поверх головы и тотчас опустил руку и еще с порога объявил, что под свою личную ответственность принял решение на прорыв армии… Паулюс взбеленился, хотел было накричать на него и выпроводить. Не дав командующему выговорить ни слова, Зейдлиц заявил, что он, видите ли, уже согласовал свое решение с другими командирами, и они по его распоряжению сейчас соберутся здесь.
Ну и времена!..
Действительно, не прошло и минуты — какая удивительная военная точность! — как следом за ним протиснулись в бункер генерал Енике от 4–го корпуса, генерал Гейнц от 8–го армейского корпуса, генерал Штрекер от 11–го армейского корпуса и генерал Губе от 14–го танкового корпуса.
Они не церемонились и не ждали, как прежде, вперив глаза в командующего и раскрыв рты, когда Паулюс выскажется, потому что тогда каждое его слово, мимолетное замечание имело силу приказа. Заговорили вперебой. И пришлось Паулюсу, водворяя порядок, строго постучать костяшками сухих пальцев по столу. Тем временем Зейдлиц, как главный зачинщик, подморгнул им, д Искать, говорите меньше, все равно командующий сделает так, как мы захотели.
И командующий соглашался. «Предлагайте, высказывайтесь, давайте готовое решение, все будет исполнено. Мы в котле и. сами хозяева своего положения», — выражало его удручающе склоненное сухопарое лицо.