Справа по дороге показалась колонна машин. Ломов приказал шоферу остановиться. Колонна подошла к перекрестку. Передний «студебеккер», видя стоящую поперек дороги легковую машину, резко затормозил. Ломов открыл дверцу, ожидая, что начальник колонны подойдет к нему. Костров сразу понял, чья машина стоит на дороге, но выходить не спешил. «Плутает, дивизию, наверное, ищет…» И только когда открылась дверца ломовской машины, он понял, что его ждут.
— Вот что, капитан, — едва выслушав доклад Кострова, сказал Ломов. — В двадцати минутах отсюда мы напоролись на какую–то блуждающую фашистскую группу. Это же безобразие!.. Вот вам задача: уничтожьте эту сволочь, потом лично мне доложите. Меня разыщете в Черткове.
Генерал был возбужден и раздосадован, он не узнал, кто стоит перед ним. Не вспомнил генерал и о том давнем разговоре на опушке осеннего леса, когда вот этот самый капитан потребовал документы у прохожего старичка в драной шинели. А Костров? Костров, конечно, узнал его. И то, что трусливо спасавший свою жизнь генерал Ломов теперь снова в силе, нисколько не поразило его.
За эти годы Костров многое повидал и многое понял. Он видел, как в минуты душевной слабости и отчаяния крепкие с виду люди унижались до положения последних трусов. Но то были люди, никогда не представлявшие себе этого ада, что называется простым и коротким словом — война. А Ломов? Такой же человек, как все? Тогда зачем на плечах у него генеральские погоны? Костров давно слышал, что Ломов служит в штабе фронта. Но в последние месяцы подумать, вспомнить, сопоставить что–то не было ни времени, ни сил. И фамилия Ломова прозвучала для Кострова так же, как прозвучала бы фамилия другого человека.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Отряд Кострова — человек сто пехотинцев, два легких орудия на прицепе у «студебеккеров», три ротных миномета в кузове, мотоцикл с люлькой, в которой кроме связного сидел, грозно нахлобучив каску, автоматчик, — выступил по маршруту и скоро исчез, будто заметенный поземкой. Строго–напряженным взглядом проводил его генерал Ломов, потом так же строго поглядел на часы и рассудил про себя вслух:
— Через час настигнет. Должны настигнуть. Никуда не денутся. Немецкая колонна не иголка. И, конечно, завяжется бой… . Вот потреплют — клочья будут лететь! — При этих словах самого Ломова так и подмывало ринуться слёдом за отрядом и сорвать на немцах свою злость, но подумал, что не пристало генералу, да еще и представителю фронта, заниматься какой–то блуждающей колонной, и решил отыскать штаб, который (он это знал) переместился на окраину Черткова.
Станция имела вид растрепанный и изнуренный. Ломов заметил какую–то царившую здесь нервозность. Солдат контрольно–пропускного пункта, как показалось ему, слишком поспешно отскочил от машины. Въехав на окраину, генерал увидел толпу военных, с криками кативших большую железную бочку, окрашенную в яркожелтый цвет. Справа от стоящих в стороне бараков послышалось несколько выстрелов.
— Подверни–ка туда, — коротко бросил Ломов шоферу. Он почувствовал, что здесь он находится в полноте своей власти и может навести порядок единолично.
На окраине станции, обнесенные колючей проволокой, угрюмо притихли два невысоких барака. Здесь, ничем не обозначенные и никому не известные, хранились армейские запасы вина, брошенного в поспешном бегстве немцами. В бочках и бочонках, в плоских цистернах и баках содержались французские, итальянские, венгерские вина, коньяки, спирт, виски… Все это было спрятано глубоко под землей, и наверх выводили лишь два покатых съезда, выложенных кирпичом.
Когда сюда на выстрелы подъехал Ломов на машине, здесь орудовало уже около двух десятков солдат. Плечистый солдат без шапки, расслабленно привалясь к выездному столбу, громко выводил:
Синенький скромный платочек
Ганс посылает домой
И добавляет несколько строчек,
Что, мол, дела ой–ёй–ёй…
Машина проскочила на территорию склада. В глубине двора стояли две походные кухни. Котел одной из них уже был наполнен спиртом, и какой–то старшина, высокий грузин в танкистском шлеме, торопил солдат заливать второй. Те, усердствуя, прямо касками выплескивали наваристый гуляш на землю. У самого съезда вниз трое солдат увязывали в снятые с себя шинели большие плоские бутылки. Увидев легковую машину, они поднялись, не зная, что делать.
С одного взгляда Ломов понял все. Он подозвал ближайшего солдата.
— Что здесь происходит? Ты откуда?
— Сталинград обмыть надо, товарищ начальник. А сами-То мы тульские… — сверкнув золотыми зубами, отвечал тот. Он пошатывался и все время почему–то держал руку за пазухой.
Автоматчики генерала уже стояли рядом.
— Взять! — коротко приказал Ломов.