Круги на воде

Конечно, это была не птица. Всего лишь девушка, чье платье было сшито из изумрудной ткани, а подол струился сзади словно павлиний хвост. Но не вычурные и натуральные детали костюма заставили снова прильнуть к стеклу. Я увидел ее профиль, шикарную гриву рыжих волос, растрепанных после энергичного танца и вьющихся до самой поясницы, изящный изгиб спины – и не смог отвести взгляд. Она была прекрасной, словно богиня-искусительница. Ужасно пошлое сравнение, но другое не лезло в голову. Лишь сплошные банальности. Время остановилось, и я жадно рассматривал алебастровую кожу, тонкую щиколотку длинной ноги, которой она обвивала партнера, застыв в заключительном па. Она воплощала собой истинную красоту, словно остановившаяся и навсегда застывшая в своем величии богиня, почтившая простых смертных присутствием. Далекая, прекрасная. Неприступная и великолепная.

Конечно, это длилось лишь несколько мгновений. Вот хвост ее павлиньего платья колыхнулся, и она в легком прыжке отскочила от партнера. Я мог поклясться, что на один короткий миг она извернулась и бросила на меня пронзительный жаркий взгляд. В ужасе я отпрянул от стекла. Какой стыд! Стою здесь и пускаю слюни. Я был настолько смущен, пойманный за подглядыванием, что не нашел ничего лучше, чем, быстро развернувшись, припустить бегом. Дождь давно кончился, но я не сбавлял шаг до самого дома.

Этой ночью в моих снах не было ни единой птицы. Лишь горящие зеленым огнем глаза на прекрасном лице.

4. Год 857 от Великого Раскола

Мне удавалось избегать танцевальной студии около недели. Получалось без труда. Работы было невпроворот. И помимо чудовищных инсценированных убийств люди продолжали драться, пить, убивать друг друга сгоряча и умышленно, но без сектантских изысков. Я заметил, что свербящее чувство внутри, заставляющее искать разгадку странных повторяющихся птичьих тел, пропало. Нет, я всё так же тщательно выполнял свою работу. Сидел в архиве, сопоставлял схемы и даты в календарях. Я знал, что нам предстоит столкнуться со следующими трупами-птицами, если дело не будет раскрыто. Но всё это словно отодвинулось далеко-далеко. Все мои мысли занимала прекрасная танцовщица.

Я ругал себя на чём свет стоит. Надо же! Красивой мордашки никогда не видел, что ли? Поплыл от одного взгляда. Взрослый мужик, а слюни распустил словно молокосос. Мне было стыдно, но подавить эти мысли усилием воли не выходило. Поэтому я стал пользоваться запасным входом в участок и обходить танцевальную студию за версту, чтобы случайно не столкнуться с девушкой.

Но судьба распорядилась иначе. Очередное убийство произошло почти вслед за предыдущим. В этот раз парень. Птица Гамаюн. Слишком быстро после Жар-Птицы. Неужели промежутки между преступлениями стали сокращаться? По какой же логике? Я вновь окунулся в дело со всем рвением. В участке будто преисподняя разверзлась. Все слетели с катушек. Руководство неистовствовало. Я чувствовал, что вот-вот полетят головы. Газеты трубили на каждом углу о несостоятельности системы правопорядка. Сверху летели и летели распоряжения, и теперь-то начальство требовало проверять всех. Смены патрулирования снова увеличили, но теперь я не имел к этому никакого отношения. Сложно поверить, что всего с одним дополнительным убийством всё так сильно изменилось. Я недоумевал. Пока не узнал, кто именно стал новой жертвой.

Сын Верховного Судьи. Да уж! Шесть человек погибли страшной смертью, и, когда я взывал о помощи в расследовании, меня превратили в изгоя. Но стоило пострадать кому-то сверху, переполошились все. Теперь проверяли каждого следопыта и потрошителя, а также врачевателей, которые проводят иссечения и удаления, то есть владеют искусством точного надреза. И даже мясников не обошли стороной – они тоже вскрывают животных твердой рукой. К основному вороху работы прибавилась еще гора. Допросы, проверка фактов и показаний, бумажная работа. К концу этой безумной недели я и думать забыл о танцевальной студии, а запасным входом в участок пользовался, чтобы избегать газетчиков, которые ополчились на всех следопытов города, словно каждый из нас своими руками резал невинных юношей и девушек. Оказалось, что предыдущие полгода писаки демонстрировали нам лояльность, но уж сейчас, «когда ни один житель Столицы не может быть в безопасности», они нашли тех, кто «выполняет свою работу спустя рукава».

Отшвырнув газету, я обхватил голову руками. Казалось, я чувствовал, как болит мозг. А сегодня еще два допроса по делу сына Судьи. Я покосился на часы. Четверть девятого. Безумно хотелось спать: уже вторые сутки на ногах без отдыха. Сил почти не осталось. Сетевик издал надсадное гудение. Пришло письмо по внутренней сети. «Пожаловала подружка птенца». Я поморщился. Даже по служебной защищенной сетке не стоило обмениваться такими сообщениями. Насколько нужно быть безмозглым, чтобы не понимать этого. «Пригласи ее», – отбил я дежурному, с такой злостью ударяя по клавишам, словно это они виноваты.