Кровавый шабаш

Общительным господином оказался. Быстро сошелся с местным обществом. Оно и понятно — иностранец. Видимо, вызывал любопытство. Приехал он с молодой женой, но детей в ту пору еще не имел. Интересная особенность. Неизвестно по какой причине в полиции на него было заведено досье. Ни в чем противозаконном замечен не был, однако факт остается фактом. И вот еще что. В Тихоречен-ске в ту пору имелось несколько мест, где кипела, говоря по-нынешнему, общественная жизнь. Купеческий клуб, дворянское собрание и игорное заведение мадам Лузгиной. И во всех трех он почти сразу стал своим человеком. Купеческий клуб — понятно: свой брат — делец. Игорное заведение — тоже. А вот дворянское собрание? Туда посторонних не пускали. Тем более иностранного лавочника. Однако с Фур-нье обошлись более чем ласково. Чем это объяснить? Фурнье всем хвастался: хотя сам он и буржуа, но его супруга происходит из родовитой дворянской фамилии, будто бы древнейшей в Нормандии. Так вот. Возможно, это и послужило пропуском, но, как мне кажется, причина расположения к его особе в другом. Фурнье был масоном, причем достаточно высокой степени, или, как они говорят, градуса посвящения. Так или иначе, он быстро включился в городскую жизнь. К тому же занимался благотворительностью. Финансировал приют для душевнобольных, вернее, был в числе попечителей. Откуда, спрашивается, деньги?

Через год после прибытия в Тихореченск у Фурнье родился сын, которого назвали Жеро-мом. Имелась одна странность в поведении француза. Он вовсе не посещал церковь. Конечно, в православном храме ему и делать нечего, но в Тихореченске имелась католическая часовня. В свое время здесь было много ссыльных поляков, с той поры она и существовала. Был при ней и капеллан, опять же из поляков, некий патер Тадеуш. Так вот этот самый Тадеуш принялся строчить на нашего Фурнье доносы: мол, подозрительная личность, храм не посещает, лоб не крестит и вообще адепт темных культов. Однако его не тронули.

Лет через пять он купил дом возле кладбища, но было совершенно непонятно для чего — жить в нем он не собирался. Ходили слухи, что француз будто бы ищет клад. Вспомнили о таинственной личности, некоем мальтийском рыцаре, сосланном в Тихореченск в эпоху Павла, который построил дом у кладбища. Так вот, утверждали, что в его подвалах и спрятан клад, а Фурнье известно о его местонахождении. Однако француз расширил торговлю, потом построил кондитерскую фабрику и зажил на широкую ногу. Надо думать, если бы он действительно нашел что-то стоящее, то вряд ли остался бы в такой дыре, как Тихореченск. Как бы там ни было, француз процветал. В 1906 году в местной газетке под названием «Свисток» были опубликованы две статьи с промежутком примерно в полгода. Одна называлась «Бархатное неглиже», вторая — «Святой выкрест». В обеих речь шла о Фурнье. В первой говорилось о том, что несколько заведений под красными фонарями, проще говоря, публичных домов, принадлежало французу. По словам автора, который укрылся за псевдонимом Зорковский, Фурнье, не сам, конечно, а через доверенных лиц, под видом набора работниц для своей кондитерской фабрики вербовал молодых девушек, преимущественно крестьянок, для занятия проституцией.

Городская дума организовала проверку. Полиции ничего установить не удалось. У публичных домов имелся официальный хозяин. Он отрицал какую бы то ни было связь с кондитерским фабрикантом. Проституция при условии регистрации была официально разрешена. Словом, дело закончилось ничем.

Вторая статья в том же органе была воспринята с еще большим недоверием. В ней утверждалось, что Фурнье в действительности никакой не француз, а еврей, причем не то из Болгарии, не то из Турции. Некоторое время жил во Франции, был замешан в криминале, в частности в торговле живым товаром, то есть опять же в проституции. Но не это главное. «Свисток» прямо обвинял его в организации неких оккультных сект в Тихореченске.

Опять последовали проверки. И опять доброе имя кондитера было восстановлено. Через несколько месяцев издатель «Свистка» обанкротился, а редактор исчез неведомо куда. Сейчас невозможно установить, что в статьях было правдой, а что вымыслом. Однако, как мне кажется, некоторые основания для обеих публикаций имелись.