Кровавый шабаш

— Это вы верно сказали, — усмехнулась Женя. — Вержбицкая обслуживала только очень состоятельных людей, чаще всего иностранцев.

— Она не была потаскушкой по складу характера. Ни темперамент, ни меркантильные соображения не смогли бы подтолкнуть ее к этому занятию.

— А вам она нравилась? — неожиданно для себя спросила Женя.

— Нет, — последовал молниеносный ответ.

— Почему?

Дама задумалась. Казалось, она что-то хочет сказать, но не решается.

— Один эпизод, — наконец вымолвила она. — По-моему, на втором курсе мы всей группой ходили в бассейн. Да… Однажды в душе… Короче говоря, между девчонками зашел спор, у кого лучше фигура. Знаете, слово за слово… Вержбицкая сложена была, как Афродита. Все в один голос стали об этом кричать. Ну и… — Любовь Дмитриевна покраснела, — …я тоже не считаю себя уродиной, особенно в отношении фигуры. Конечно, я не девочка, замужем, есть дети… Но, понимаете, вдруг что-то нашло… Захотелось покрасоваться. Чисто по-женски. Надеялась, что и мои стати оценят… Одним словом, возьми да ляпни: «У Афродиты грудь… несколько больше». А у Вержбицкой действительно грудь маленькая.

Та тут же отпарировала: «Но не обвисшая». Естественно, обвиснет, выкорми-ка двоих. Девчонки замолчали. Я повернулась, пошла к выходу и надо же — поскользнулась, что называется, на ровном месте. Очень больно ударилась. И, растянувшись на полу, услышала, как Вержбицкая хихикала. Злая она.

— А подруги у нее имелись? — спросила Женя.

— По-моему, нет. Высокомерие ее отпугивало. Имелась, правда, одна девочка, кстати, довольно похожая на нее. По фамилии Семиградская. Кажется, Наташа. Да, Наташа. Вот эту Наташу можно было бы назвать чем-то вроде подруги. Девочка не то что забитая, но какая-то заторможенная, есть такой тип. Верж-бицкая ею помыкала, как хотела. Наташка то, Наташка се! А сама на имя Света не отзывалась, только Светлана. Я же говорю — гордячка. Однажды и Наташе, видно, стало невмоготу. С месяц они не общались. Даже сидели в разных углах, но потом снова сошлись. Мне кажется, Вержбицкая обладала очень сильной волей.

— А эта Семиградская?..

— Сирота. Откуда-то из села. Часто ходила в старых Светиных тряпках. Вержбицкая не была жадной или, быть может, старалась казаться щедрой. Могла принести на занятия коробку мороженого, фрукты, конфеты. Всегда охотно раздавала. Но делала это с видом королевы, одаривающей подданных медяками. А вы говорите — проститутка. — Она засмеялась. — Если бы она возглавила некое криминальное сообщество, я бы поверила, но в то, что она стала потаскушкой, — никогда! Почему же вы кофе не пьете?

— Ой, — спохватилась Женя, — извините, пожалуйста. Ваш рассказ так меня захватил. Он весьма расходится с тем, что я до сих пор слышала о Вержбицкой. А не сохранилось ли у вас случайно ее фотографии?

— Наверное, есть, — живо откликнулась дама. — У меня имеются фотографии всех моих выпусков, в том числе и того. Одну минуту. — Она поднялась, достала с полки большую пластиковую папку.

— Вот! — наконец сказала она, протягивая Жене большой групповой снимок. — Это Вержбицкая, а это вот Семиградская.

Женя вгляделась. То же лицо, что она видела на снимках в квартире Вержбицкой. Лицо Семиградской ни о чем ей не говорило.

— Вы мне можете дать фотографию на время? — спросила она.

— Конечно. Только с возвратом.

— Не сомневайтесь. А Семиградская? Что с ней дальше случилось? Где она?

— К сожалению, не знаю… А кофе так и не допили.

Женя проглотила холодный напиток и откланялась.

ИНТРОДУКЦИЯ

До сих пор он считал, что знает о боли все. У него имелись основания так полагать. Что вообще такое боль? Всем известно — раздражение нервных окончаний. Черт бы побрал эти окончания, неужели нельзя обойтись без них! Но уж так устроен организм. Предыдущие муки не шли ни в какое сравнение с нынешними. От пережитого он поседел за одну ночь. И сам себя не узнал, взглянув в зеркало утром. Всегда считал: мгновенное поседение — выдумка. А тут — пожалуйста! Конечно, не белый как снег, скорее соль с перцем. Седой! А до этого ни одной серебряной волосинки.

Да, он совершил промашку. Вновь! В чем причина? Скорее всего в самонадеянности. Решил, что дело выеденного яйца не стоит…

Он вернулся домой в страхе перед наказанием. И оно последовало! Началось все обыденно. Заныли зубы. Боль нарастала. Он принял анальгин — не помогло. За зубами наступила очередь головы… Потом всего тела. Казалось, каждое из нервных окончаний прижигают сигаретой, а затем вытягивают пинцетом. Он катался по полу и выл. Вспомнил про алкоголь. Налил стакан водки, выпил одним глотком, точно воду. Но голова не затуманилась, стало только еще больнее; следующий стакан — никакого эффекта.

Он думал: наступил предел. Но оказалось, он жестоко ошибался. Заныли кости. Будто некто невидимый сидел внутри и глодал их, глодал…