Кровавый пакт

— Тогда, это, возможно, милость, без которой я обошелся, так ведь?

— И вы должны были быть здесь в пять для встречи с Мистером Жайме.

— Кто такой Мистер Жайме? — спросил Гаунт.

Его адъютант поднял руку в форме лебединой шеи и указал на дверь офиса.

— Гражданский снаружи?

— Да, сэр.

— И что у него за фесово дело?

— Он – портретист, — ответил Белтайн. — Ему поручили сделать портреты офицеров, которые служили во время Балгаутской Войны.

— Я не сижу для рисования.

— Он делает фотографические экспозиции, сэр. Было рекомендательное письмо. Я показывал его вам. Вы разрешили встречу.

— Я не помню.

— Портрет для мемориальной часовни, или что-то такое.

— Я не умер, — сказал Гаунт.

— Точно, — ответил Белтайн. — Мистер Жайме пришел в назначенное время, а вас тут не было. Он ждет с тех пор.

Гаунт сел за свой стол. — Просто отошли его домой с моими извинениями, и переназначь время. Скажи ему, что я ничего не знал о встрече.

— Несмотря на то, что знали, — сказал Белтайн.

— Что?

 — Я первым делом прикрепил записку с вашим расписанием к вашему блокноту этим утром и оставил его на столе.

Гаунт посмотрел на стол. Он отодвинул кипу документов в сторону. Его коричневый кожаный блокнот и желтый листок бумаги, прикрепленный к обложке, лежали на столе.

— Вы не взяли его с собой, — сказал Белтайн.

— Видимо, нет, — ответил Гаунт.

Белтайн вздохнул.

— Я пойду, перенесу встречу, — сказал он. Гаунт посмотрел на него. Он мог видеть раздражение Белтайна. Он мог видеть его говорящим, Тебе нужно быть более сфокусированным! Есть дело, которое нужно сделать, а ты относишься ко всему, как к игре! В тебе нет больше строгости! Ты бы предпочел взять и свалить! Этот твой друг, пьющий идиот Бленнер, он твоя погибель!

Конечно, Дуган Белтайн никогда бы ничего такого не сказал ему, но, просто на секунду, Гаунт мог видеть его стоящим рядом со столом и говорящим это. Гаунт мог видеть, как его адъютант разрушает всю свою карьеру в одной вспышке ярости.

Белтайн ничего не сказал. Тем не менее, со слегка тошнотворным ощущением, Гаунт осознал, что это было именно тем, что подумал его адъютант.

— Как насчет завтрашнего утра? — спросил Белтайн.

— Точно в девять часов, Бел, было бы неплохо.

— Спасибо, сэр.

Белтайн направился к двери. До того, как он дошел до нее, она открылась, и вошел Дорден.

— Я услышал, что ты вернулся.

— Входи, — сказал Гаунт, небрежно махнув рукой.

Белтайн вышел в коридор, чтобы поговорить с портретистом, и закрыл дверь.

Дорден сел в кресло напротив стола Гаунта. С одним исключением, Старший Медик Дорден был самым старым человеком в полку. Гаунт только сейчас осознал, каким старым начинал выглядеть доктор. В поле Дорден был седым и измученным, но два года вне передовой вернули немного мяса на его кости и подрумянили цвет его лица. Он превратился из преждевременно состарившегося человека в мягкого, слегка пухлого сельского доктора. Серая тусклость в его жестких волосах стала белой, как одеяние Святой.

— Я тебя весь день искал, — начал Дорден.

— Не начинай, — ответил Гаунт.

— Вообще-то, начну, — сказал Дорден. — Медикае и Секция дышат мне в шею. Квартальная сертификация должна была состояться два дня назад, а она не может закончится, пока все медосмотры в полку не пройдут.

— Ну так сделай их, — сказал Гаунт.

— Ха-ха, — ответил Дорден. — Тебе-то хорошо. Если сертификация задержится, тебе, возможно, Секция даст по рукам. А так как задержка относится к медосмотрам, меня сотрут в порошок или хуже. Ты можешь, пожалуйста, разобраться с этим?

— И корень проблемы в?

Дорден пожал плечами, как будто ему едва ли нужно было говорить об этом. — Полковые медосмотры нельзя закончить, потому что один член этого полка отказывается от осмотра.

— Этот тот, о ком я думаю?

Дорден кивнул.

— Он отказывается от медосмотра на религиозной почве?

— Я думаю, что он отказывается на почве того, что он сварливый старый ублюдок.

— Я поговорю с ним.

— Ночью?

— Я пойду прямо сейчас, — ответил Гаунт.

Часовня примыкала к командному пункту с восточной стороны, просто еще один модульный блокгауз, как и все строения в лагере. Здание легко можно было сделать общежитием или складом, но они убрали внутреннее перекрытие, поэтому квадратное помещение было в два этажа высотой, наполнили его скамьями, и поставили освященную святыню у северной стены. Это была типичная конверсия Имперской Гвардии.

Отец Цвейл, старый аятани, прикрепил себя, как прилипала, к Танитскому Первому по время турне по Хагии, и так и не отцепился. Как впрочем, и у них никогда не хватало духу отскрести его от своего корпуса.