Чуть склонив голову (привычка, знакомая Эшеру со студенческих еще пор), старый доктор наук, Соломон Карлебах, высоко поднял невероятно густые брови и воззрился на бывшего ученика поверх оправы очков. Губы его надежно – куда надежнее прежнего – скрывала пышная ассирийская борода.
– Джеймс, ты ведь ученый.
Увидев гостя, сошедший при помощи одного из многочисленных правнуков в гостиную старик (а стариком он был еще двадцать лет тому назад, когда Эшер свел с ним знакомство) нисколько не удивился. Похоже, ученого, ни на миг не обманутого его маскировкой, не смутил даже тот факт, что бывший студент, облысев на две трети, обзавелся пенсне и черными бачками на американский манер.
– Главное свойство истинного ученого – непредубежденность взглядов.
Повинуясь жесту хозяина, Эшер уселся в одно из выцветших кресел, каких в гостиной имелось великое множество. Шторы на окнах были задернуты, чтоб приглушить шум с узкой улочки, и в полумраке вся обстановка комнаты казалась такой же, неопределенно-серой, словно сгустки теней, нисколько не изменившейся за минувшие годы. Кружевные салфетки на сиденьях и спинках по-прежнему белели во мгле, будто кляксы помета исполинских птиц, а полдюжины абажуров, окаймленных бахромой из стекляруса, таинственно, жутковато мерцали под потолком подобно скоплениям почти невидимых звезд.
– По крайней мере, именно это я не раз слышал от вас. И вот в недавнее время задумался, нет ли за вашими убеждениями некой определенной причины?
– О-о…
Откинувшись на спинку бархатного (красного? пурпурного? коричневого?) кресла, старый еврей огладил бороду. Сдал он с годами изрядно, но беспощадней всего старость обошлась с его пальцами: мизинцы и безымянные скрючились от артрита так, что отросшие желтые ногти оставили в мякоти ладоней заметные шрамы. При виде этого сердце в груди защемило от жалости.
– А что же такое случилось с тобой в недавнее время? Что побудило тебя задаться этим вопросом?
Блеснув темно-карими глазами, хозяин взглянул в сторону окна, будто желая удостовериться, что меж полотнищами парчи цвета тени еще видна узенькая полоска света.
– Так есть ли в Праге вампиры?
– Вампиров, Джейми, в мире полным-полно.
Оглянувшись, Карлебах улыбнулся внуку, вошедшему в гостиную с серебряным подносом. Чай в его доме подавали на восточный манер, «вприкуску»: стеклянные стаканы, узорчатые серебряные подстаканники и блюдца с колотым сахаром, который полагалось держать во рту, прихлебывая напиток.
– И не все они из Неупокоенных, – добавил старик, дождавшись ухода мальчишки.
– Знаю, знаю, – подтвердил Эшер, вспомнив, как непосредственный начальник по Департаментской службе немногословно поблагодарил его – спасшего операцию в Южной Африке, убив шестнадцатилетнего парня, с которым их связывала искренняя дружба, – а после, не успев перевести дух, завел разговор о новом задании.
– Ле-хаим[40], – провозгласил доктор Карлебах, отсалютовав Эшеру поднятым стаканом. – И, судя по шрамам на горле, а также серебряной цепочке вон там, под правой манжетой, кто из них кто, ты знаешь сам. Так уточни же, Джейми, о ком именно речь? О вампирах или же об Иных?
«Об Иных?»
Эшер отхлебнул чаю. Едва хозяин дома поднял стакан, он сразу заметил, что доктор Карлебах тоже носит серебряные цепочки – как минимум на запястьях, а может быть, и на шее.
Судя по слегка дрогнувшей бороде, Карлебах улыбнулся:
– Объясни, отчего ты об этом спрашиваешь?
– Не могу.
– О-о… – Устремленный на Эшера взгляд старика внезапно исполнился грусти. – Значит, ты, Джейми, стал их слугой? Не верь им, мой мальчик. Что бы они ни говорили…
– Я и не верю.
Однако здесь Эшер слегка покривил душой. Исидро он кое в чем верил, хотя и понимал, что тот, подобно всем вампирам, вовлек его в поиски леди Ирен обманом… а кайзер, и бомбы, и ядовитые газы волновали его максимум в последнюю очередь, а скорее не волновали вообще.
И Карлебах его веру, очевидно, почувствовал.
Негромкий вздох старика едва заметно всколыхнул экстравагантные седые усы. Точно так же наставник, помнится, вздохнул, услышав, что Эшер намерен пойти на службу в Департамент…
– Что ж, хорошо… – Отрывистые гласные пополам с напевными, переливчатыми согласными австрийского диалекта немецкой речи, наверняка практически непонятного кайзеру и его берлинским приспешникам, гремели в глубоком, чуть хрипловатом голосе Карлебаха раскатами грома. – Кто таковы и что представляют собой эти Иные, мне неизвестно, однако, по-моему, вампиры боятся их не на шутку. Уж точно сильней, чем кого-либо из живых. Упоминаний о них я не слышал нигде, кроме Праги. А видел их – правда, всего несколько раз – возле мостов и на речных островах. Заметить Иных нелегко, но если их не разыскивать, они, как правило, не опасны.
– Кто же они? Разновидность вампиров?