Кровавые берега

– Опять обшивка лопнула, сеньор, будь она неладна, – виноватым тоном пояснил де Бодье. В ипостаси лоцманов нам пришлось отринуть прежнюю субординацию. И теперь Гуго изображал главу рыбацкого семейства, а мы – подчиняющихся ему младших родственников. – Только вчера днище залатали, да, видать, опять негодные заклепки попались. Сегодня собирались опробовать лодку на воде, но вы в такую рань нагрянули, что мы попросту не успели этого сделать.

– Что же вы, мерзавцы, не взяли другую лодку, а поплыли на недоделанной? – продолжал негодовать капитан.

– Так ведь другие-то лодки, сеньор, все тяжелые и не такие быстроходные, – развел руками Сенатор. – На обычной лодке мы сейчас от силы четверть пути отмахали бы. А на байдарке, пусть и неисправной, все-таки, глядите, почти до конца без задержек дотянули!

– Без задержек?! – Ферреро побагровел еще больше. – А сейчас, по-вашему, что происходит?!

– Великодушно простите нас, сеньор капитан, и вы, милосердные люди, что не дали бедным рыбакам утонуть! – Бывший дипломат и сенатор, Гуго знал, как общаться с сильными мира сего, особенно когда они не в настроении. – Однако причин для задержек больше нет! Если вы немедля тронетесь в путь, а поравнявшись вон с той скалой… – Он указал на самый высокий утес, что торчал на правом берегу в полукилометре от выхода из протоки. – …А поравнявшись вон с той скалой, возьмете на румб левее, вы благополучно доберетесь до озера. Истинно так! Клянусь вам в этом здоровьем моих детей и внуков!

– Ты слышал его, Хайме? – обернувшись, обратился капитан, по всей видимости, к своему помощнику. – Если слышал – делай в точности так, как он говорит. Немедленно!

– Так точно – слышал! – отозвался Хайме. – Будет исполнено, сеньор!

И, придерживая на голове фуражку, помощник побежал обратно к мостику. А Ферреро вновь повернулся к нам, смерил нас презрительным взглядом и поинтересовался:

– Ну и что мне теперь с вами, тупицами, делать, а?.. Отвечайте!

– Возможно, сеньор, вы окажете нам милость, высадив нас на нашем обычном месте, – заискивающе улыбаясь, предложил де Бодье. – Или в крайнем случае уступите нам одну из шлюпок. Обещаем вернуть вам ее в целости и сохранности, когда вы поплывете обратно…

Само собой, что мы – перепуганные фермеры – не могли напрямую попросить оставить нас на «Шайнберге», подниматься на палубу которого мы прежде страшились. Дабы не вызывать подозрений, нам требовалось, наоборот, желать скорее убраться отсюда, и это желание красноречиво читалось у нас на лицах. Но в том-то и дело, что затопление байдарки нарочно инсценировалось так, что наша последующая отправка на сушу была для Ферреро невыгодна.

Для высадки лоцманов капитану предстояло свернуть к берегу, повторно замедлить ход, а потом снова набирать разгон и ложиться на прежний курс. Огромное судно затратит на эти непредвиденные маневры никак не меньше полутора-двух часов. Много, принимая во внимание то, что Ферреро злила даже десятиминутная задержка. Отдавать нам шлюпку ему тоже было не резон. Со слов команданте, мы знали, что все здешние шлюпки рассчитаны на дюжину гребцов и два десятка пассажиров. Управиться с такой посудиной втроем было бы сложно, но не это смущало капитана. Он вел «Шайнберг» на войну, и хоть Владычица не намеревалась сама встревать в бой, на воде тоже всякое могло случиться. И разбазаривать шлюпки на такие пустяки было для Ферреро сегодня сродни преступлению. К тому же, чтобы мы не умерли с голоду, дожидаясь возвращения Владычицы, нас предстояло снабдить всеми необходимыми вещами, поскольку свои мы утопили вместе с байдаркой. Последнее было, конечно, мелкой проблемой, но вкупе с другими также становилось для капитанских помощников лишней головной болью.

Выслушав наши идеи, Ферреро нахмурился, но дать ответ не успел, поскольку в этот момент над палубой разнесся властный, с железными нотками голос:

– В чем дело, капитан? Почему мы до сих пор стоим?

Матросы, стражники, а за ними и мы задрали головы, поскольку голос доносился с верхней палубы. А точнее, с балкона, располагавшегося над капитанским мостком. Заслышав обращенный к нему вопрос, Ферреро вздрогнул и обернулся так резко, что ударил ножнами пристегнутой к поясу шпаги мне по коленке. Но я не обратил на это внимания, поскольку оно было приковано к балкону, куда все мы таращились. А я, Малабонита и Гуго таращились, раскрыв рты, ведь мы были здесь единственными, кто видел Владычицу Льдов впервые…

Как вообще полагается говорить о человеке, о котором каждый из нас наслышан с малолетства, но которого я не чаял увидеть воочию, даже ступив на палубу его корабля? О том, что мы испытывали в этот момент, можно рассказывать долго. Но это будет лишь пустое сотрясание воздуха, и только. Потому что, если отринуть эмоции и зреть в корень, ничего исторического сейчас не произошло. А для самой королевы Юга, глядящей во всех смыслах свысока на укутанных в одеяла, промокших лоцманов, и подавно.