Потом возникло странное ощущение — точно сквозь темные тучи пробилось солнце… Найэль почувствовал тепло на своем лице. Снова возник его дух-хранитель, который искал Найэля, старался поддержать. Затем эльф вернулся в свое тело и был поражен его состоянием. Боль исчезла, лишь на лице и руках осталась кровь. Не было даже следов усталости. Найэль почувствовал, что его переполняет великая сила. Ему вдруг захотелось с громкими восторженными криками умчаться к звездам и в то же время застыть в неподвижности, чтобы навеки сохранить эти непередаваемые ощущения.
— Будь осторожен, — прошептал Матанас. — Ты очень уязвим, потому что ощущаешь себя сильным. Время действовать еще не пришло.
Дух приник к нему, и боль вернулась в тело Найэля. Хранитель заставил вспомнить о перенесенных несколько мгновений назад страданиях и постарался их облегчить; Найэль, опьяненный могуществом, не должен был забывать об опасности, которая все еще ему грозила. Он застонал, когда ощущения вернулись; ему вдруг показалось, что каждый новый вдох мучительно разрывает грудь, даже прикосновения Матанаса, решившего материализоваться, чтобы заняться врачеванием его ран, причиняли боль.
— Да, я понимаю, — простонал Найэль. — Где мы будем в безопасности?
На мерцающем лице духа появилась игривая улыбка.
— Последние шесть лет ты только и делаешь, что задаешь мне этот вопрос, — напомнил он.
— Сейчас не время шутить, — обиженно сказал Найэль, чувствуя, что в любой момент может весело расхохотаться, несмотря на боль в груди.
Тихонько постанывая от напряжения, он начал развязывать веревки. Придется уйти отсюда на своих ногах. Даже при поддержке Матанаса это будет нелегко.
— Мне бы следовало быть арабским волшебником из «Тысячи и одной ночи», — проворчал он. — Ковер-самолет сейчас очень пригодился бы.
— А с чего ты взял, что это не так? — моментально отозвался Матанас.
Дух сегодня явно пребывал в прекрасном настроении. «Интересно, как воздействует буря на него?» — подумал Найэль, которому раньше этот вопрос не приходил в голову.
— Давай отложим дискуссии на потом, — попросил он, делая первые шаги.
— Я не могу изменить окружающую местность, это сразу будет замечено, извиняющимся тоном сказал Матанас, когда эльф споткнулся об один из камней, устилающих землю. — Останутся следы.
— Я знаю, — простонал Найэль. — До машины четыре мили.
Он посмотрел на сосуд; самая обычная чаша — для неопытного взгляда, но маг, наделенный даром проникать сквозь волшебную завесу, сразу почувствует, что сосуд излучает могущество и силу.
— А с другой стороны — что такое четыре мили для того, кто сумел пройти так много? — проговорил Найэль преувеличенно бодрым голосом.
Дух следовал за ним. Ему-то было прекрасно известно, какое действие может оказать на эльфа отложенный шок. Он будет нуждаться в помощи своего Хранителя, чтобы скрыться от чужих глаз, прежде чем сможет использовать приобретенное такой высокой ценой могущество. Матанас любил Найэля, боялся за него и использовал собственные магические силы, чтобы скрыть волшебной завесой сосуд в руках эльфа. И все же, несмотря на их усилия, через несколько дней они могут погибнуть.
— Фрэг тебя возьми, — сонно проворчал Серрин, бросая подушку на пол.
«Если этот проклятый англичанин не перестанет барабанить в дверь, я его задушу», — подумал эльф.
— Пора вставать. Наш самолет вылетает через два часа. Будь умненьким эльфом, вылезай из кровати, — донесся из-за двери хихикающий голос.
Серрин не успел как следует отдохнуть. Полночи он не мог заснуть из-за громыхающей музыки, а потом его навестили тараканы. Идея Майкла провести здесь ночь в теории была хороша. На практике все обернулось настоящим кошмаром. На часах было девять утра, но тело эльфа настаивало на том, что еще полночь. Серрин почему-то вспомнил, что где-то между этими часами чаще всего наступает естественная смерть, когда тело просто перестает сопротивляться. Да, самый подходящий момент.
Его слегка поташнивало, когда он выбрался из постели и встал на ноги. Серрин не совсем понимал, отчего это: он почти ничего не пил, а ел даже меньше, чем позапрошлым вечером. Странно, но сейчас его гораздо больше интересовали подробности из жизни Кристен. Нельзя не признать, что у нее была короткая и неинтересная жизнь: пьяница отец, раннее сиротство, скитания, отсутствие собственного дома. И ни одного значительного события, достойного отдельного упоминания. Однако Кристен так описывала людей, что их лица как живые вставали перед его мысленным взором, при этом в ней не было и намека на горечь или злобу. Даже когда она, рассказывая о ком-то, издавала характерный горловой звук, это скорее было знаком, что данного человека следует избегать, чтобы не подвергать свою жизнь опасности. Но никакой обиды или мысли о мести у нее никогда не возникало.
Впрочем, у них почти не было времени на разговоры: Кристен занималась паспортом — на первый взгляд очень приличная фальшивка, хотя Серрин и сомневался, что документ выдержит настоящую проверку.