Читаем «Крот» в генеральских лампасах полностью

В Лефортовском следственном изоляторе КГБ СССР, куда доставили генерала ГРУ Полякова, у него было много времени, чтобы проанализировать сложившуюся ситуацию и разобраться в том, что конкретно послужило основанием для его ареста, понять, какими документами из его многолетнего сотрудничества с американскими спецслужбами могут располагать советские органы госбезопасности. От этого в значительной степени зависела линия его поведения на следствии. «Если бы КГБ имел что-то серьезное, — размышлял он, — меня бы давно уже арестовали. Причем сделали бы это, как они это умеют, в лучшем виде: высокопрофессионально, организовав задержание с поличным при проведении очередной операции по связи с американской разведкой в Москве. Такая возможность у чекистов была, пусть только теоретически, но она все же существовала вплоть до моего отъезда в конце 1979 года в Индию. И раз уж я туда поехал, значит ни ГРУ ни КГБ ничего не имели против моей кандидатуры. Что ж могло случиться? По приезде в Дели я восстановил связь с американской разведкой и до отъезда в отпуск в Москву с соблюдением всех мер конспирации поддерживал ее с сотрудником ЦРУ Вольдемаром Скотцко. Все контакты с иностранными дипломатами в полной мере объяснялись исполнением возложенных на меня обязанностей военного атташе и поэтому ни у кого из окружающих не должны были вызывать подозрений. Такие встречи и уединения с установленными сотрудниками американской разведки легендировались перед Центром осуществляемой оперативной разработкой того или иного дипломата. И это развязывало мне руки и снимало все возможные вопросы со стороны своих сотрудников и резидентуры КГБ. Кроме того, в условиях заграницы эффективность внешней контрразведки и резидентуры КГБ крайне незначительна и не представляла сколько-нибудь реальной угрозы в плане выявления негласных и порой далеко не случайных связей советских граждан с сотрудниками иностранных фирм, компаний или спецслужб. Поэтому с этой стороны каких-либо провалов не могло быть. Неприятности начались весной 1980 года. Прав был Вольдемар Скотцко, сообщивший на одной из конспиративных встреч о допущенной в 1978 или 1979 году ошибке при осуществлении сеансов ближней радиосвязи с резидентурой ЦРУ в Москве, когда в двух разных передачах использовал я одну и ту же кодировочную группу. Но, по словам американцев, передаваемые в высоком скоростном режиме радиовыстрелы невозможно запеленговать. Значит, вероятность провала была близка к нулю.

Скотцко от имени ЦРУ повинился тогда передо мной еще и в том, что в США вышла книга их бывшего сотрудника Дэвида Мартина, в которой раскрывался крайне важный для меня эпизод из деятельности американских спецслужб. В нем рассказывалось, что в 1961 году с предложением своих услуг в ФБР обратились сотрудник КГБ и сотрудник ГРУ, работавшие в Нью-Йорке под крышей Постоянного представительства СССР при ООН, которых окрестили Скочем и Бурбоном. В связи с этим Вольдемар стал успокаивать меня, говоря, что под сотрудником ГРУ имелся в виду не я, а техник резидентуры Чернов. Этот эпизод, конечно, не может не порождать некоторое беспокойство. Но даже при учете знания об этой публикации невозможно идентифицировать личности Скоча и Бурбона, о которых шла речь в книге.

Чем же тогда были вызваны мой отвод от продолжения командировки в Индию, последующее отстранение от оперативной работы, перевод на участок, не связанный с секретами, а затем и увольнение в запас якобы по состоянию здоровья? Причем все было сделано столь стремительно, что даже несведущему человеку стало бы понятно: такие меры неслучайны и никак не связаны с состоянием здоровья. О многом говорят и такие факты, как легендированная обоснованность таможенного досмотра прибывшего из Дели багажа с моими личными вещами, бытовой техникой и домашней утварью. Уже находясь в Москве, я стал периодически выявлять наружное наблюдение, так называемый “хвост”. По сколу кафельной плитки в своей квартире я обнаружил внедренную технику слухового контроля. К тому же отчетливо бросались в глаза изменения в отношении ко мне многих офицеров ГРУ, которые старались избегать встреч и контактов со мной и вели себя при этом неестественно сдержанно, чувствовалась их внутренняя скованность. Лишь генерал Хоменко при встрече в коридоре “аквариума” буквально предупредил о возникших у руководства ГРУ подозрениях в мой адрес о сотрудничестве с американской разведкой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии